Долго думала, что сначала вам дать: НЦу или это.
Технически, я даже не возьмусь сказать, что шокирует сильнее. Но НЦу, видимо, всё-таки оставлю на потом.
ГОЛОВОКРУЖЕНИЕ
Автор: Док.
Фэндом: комиксы/экранизации Marvel.
Персонажи: Локи, агент Коулсон, агент Ситвелл, периферийные шумы.
Категория: психологический триллер
Рейтинг и предупреждения: R (за вынос мозга и сексуальный подтекст), ангст, перекосы психики.
Дисклаймер: А я что, я ничего, вы меня только Греггу не переводите, он и так догадывается.
Текст заявки: 8,5 [28] [R или NC-17] Фил Коулсон, "Вы не помните, как это произошло?"
Авторские ремарки: Заказчик просил ангста. Заказчик допросился. Я искренне считаю, что на данный момент это — лучшее, что я написала в фандом. Практика написания этого показала, что я безумно, БЕЗМЕРНО люблю писать хорроры и триллеры. Так что — с любовью, господа.
Если кто волнуется за Старка и Коулсона, заполируйте после этого текста вот этим, он технически на него ссылается в одном моменте. Если кому сильно тяжко — в конце я оставила примечание.
Саундтрек безжалостно прилагаю.
Ему кажется, что экран ноутбука, стоящего чуть левее от одного из его собеседников, мигает.
Ему кажется, что экран ноутбука, стоящего чуть левее от одного из его собеседников, мигает. Он отдаёт себе отчёт в том, что это просто его болезненно обострившееся зрение слишком чётко воспринимает частоту обновлений монитора. Вопросы, которые ему задают, настолько привычны, что ему не надо задумываться, отвечая. Полное имя и звание, возраст, стаж работы в «Щите», уровень доступа к секретной информации. Он сам видел и составлял такие анкеты.
И он напрягается, когда отвечает неправильно, потому что понимает, что это значит.
— Нет, Фил; сегодня уже двадцатое, пятница.
— По моим подсчётам, сегодня среда, — тихо говорит он. И резко поднимает взгляд на одного из спрашивающих, фокусируясь, чтобы задать вопрос, на который не хочет знать ответа: — Агент Ситвелл, я могу уточнить — что именно случилось в среду?
Агент Ситвелл слишком неподвижен лицом — непрофессионально, думает Фил, слишком заметно на фоне его обычно живой мимики, явно пытается не относиться к вопросу с личной стороны. Это беспокоит. А ещё больше беспокоит прорывающееся в сухом тоне Ситвелла участие, когда тот произносит:
— Вы не помните, как это произошло?
Агент Коулсон не помнил, когда точно заметил присутствие кого-то чужого в своей квартире. По правде говоря, в том стерильном, практически не содержащем ничего личного пространстве, в котором обитал Коулсон, сложно было спрятаться — и его несколько изумляла сама вероятность того, что это можно было сделать. Он начал замечать неровно стоящие чашки неделю назад, не раньше; однако то, как умело прятался тот, кто проникал в его дом, вызывало профессиональное уважение.
Вместе с профессиональным же раздражением.
Первое сообщение пришло на его мобильный в четверг.
«Тебе не идёт этот галстук». И никакого номера отправителя, как будто сообщение было написано им самим и просто сохранено, как черновик. Как оно появилось во входящих, Фил не задумывался. Он просто сменил галстук — разумеется, исключительно чтобы поддержать беседу и получить больше информации.
Он снова начал курить в следующий вторник.
Он бы уверен, что бросил, давно, раз и навсегда, после взрыва на оружейном складе, которому имел сомнительное счастье быть свидетелем. Он не курил даже тогда, когда общался со Старком. Но спустя неполную неделю странного диалога с сохранёнными смсками сорвался — просто потому, что начал сомневаться. Сомневаться в себе самом. Что, если это просто раздвоение личности? Провалы в памяти? Симптомы нарушений, отравления, последствия черепно-мозговой травмы, которой он мог не придать значения? Его учили время от времени ставить под вопрос собственную вменяемость, это помогало объективнее смотреть на вещи. Но в данном конкретном случае это только ухудшало ситуацию: Коулсон очень легко мог предположить нарушения в собственной психике.
Слишком легко.
Сообщения в его телефоне беззлобно насмехались, подтрунивали, жаловались на его привычки. Советовали. Подсказывали. Предлагали шутки ради сменить пароли доступа директора Фьюри. Сочувствовали по поводу невыносимой безалаберности Старка или непробиваемого героизма Роджерса. В какой-то момент Коулсон отозвался на одну из них вслух — и поймал себя на том, что ждёт ответ. Он начал обнаруживать утренний кофе на столе — точно зная, что не успел бы его приготовить. Он стал замечать, что кто-то ночью включает компьютер и смотрит по кабельному новости. Одно из последних сообщений одобряло выбор пижамы Фила.
Так что, в целом, он не так уж сильно удивился, когда его новую сигарету прикурил кто-то невидимый.
— Спасибо, — автоматически отозвался Коулсон.
Ему показалось, что кто-то насмешливо хмыкнул у него над самым ухом. Просигналивший о поступившем сообщении мобильник сообщил: «Фил, ты же умный человек…»
— В этом и проблема, — пробормотал агент, затягиваясь.
«…ты же понял, кому сейчас сказал спасибо?»
— Я сейчас не на работе, — фыркнул Коулсон, стряхивая пепел в блюдце из кофейного набора. Пепельницы в его доме не было уже много лет. — Я имею право благодарить хоть Бога, хоть чёрта в ступе… хоть вас.
Он не услышал, а скорее додумал смех, почувствовав лёгкое прикосновение, как будто кто-то погладил его по щеке. Мобильник в тот вечер больше не получил ни одного сообщения. Спать Коулсон лёг поздно.
Стояла ночь на пятницу, когда Фил проснулся — резко, как подбросило. Он с запозданием почувствовал, что кто-то поправлял на нём одеяло. Он проснулся именно из-за этого, рефлекторно, точно зная, что в его доме никого нет.
— Это странно выглядит со стороны, — ни к кому конкретно не обращаясь, сообщил Коулсон. — Вы не материализуетесь принципиально?
Ощущение чужого прикосновения пропало. На тумбочке зажужжал мобильник. «Если я буду поправлять тебе одеяло в своём рогатом шлеме, это будет выглядеть менее странно?» — прочёл Фил.
— В одном шлеме? — обдумав данные, уточнил Коулсон.
Кто-то в темноте отчётливо фыркнул. В свете экрана мобильника Фил различил, как кто-то невидимый с тяжёлым лязгом металла поставил на его тумбочку тускло отсвечивавший золотом, словно возникший ниоткуда шлем с загнутыми назад длинными рогами. Фил протянул руку и на пробу постучал пальцем по металлу. Шлем слабо звякнул. Если это и была галлюцинация, она была чертовски материальна.
— Спокойной ночи, — проговорил Коулсон, откладывая мобильник рядом со шлемом и переворачиваясь на другой бок.
Разумеется, наутро шлем исчез.
В ту пятницу он в первый раз увидел чужое отражение в зеркале. На той неделе ему дали два выходных из-за лёгкого ранения — ничего серьёзного, так, царапина, но медики в управлении были однозначны в вердикте. Коулсон был искренне рад тому факту, что взглянул в зеркало поздним вечером и не брился в тот момент. Отражение было, как в ориентировке, разосланной в управлении — большие зелёные глаза, слишком невинные, чтобы им верить; иронично приподнятые уголки губ; чёткая, как у античных скульптур, линия скул. С усталым, тюнингованным ссадиной на виске лицом Коулсона оно не имело решительно ничего общего.
— Вы мне льстите своим отражением, — резюмировал агент.
Изображение в зеркале неожиданно широко оскалилось. Коулсон первый раз в жизни видел нечто настолько хищное и обаятельное одновременно. Он не был до конца уверен в том, что почувствовал, когда отражение стало нормальным: облегчение или сожаление.
В ночь на субботу он долго не мог заснуть. Адреналин от пятничного ранения в сумме с тем, насколько Коулсон был вымотан, дали странный результат: агент был слишком устал, чтобы уснуть. В какой-то момент, уже далеко за полночь, сквозь приглушавший ощущения туман в голове — слишком много обезболивающего, слишком мало сна, — Фил различил, как кто-то лёг рядом.
— Спи, — едва слышно шепнул кто-то ему на ухо.
Коулсон выполнил приказ.
Он был почти уверен, что проснётся в одиночестве, разбитый от недосыпа, часов в шесть утра — армейские привычки не лечились никакими выходными. Когда он открыл глаза, на часах был почти полдень. Мобильник и стационарный телефон были выключены — он не помнил, чтобы делал это. На кухне размеренно жужжала кофе-машина, взбивая молоко для капуччино.
Он не стал включать телефоны.
Весь день субботы Коулсон даже не пытался изображать активную деятельность. Пик насыщенности его дня пришёлся на момент, когда он снял со шкафа не разобранные со времён последнего переезда коробки и достал оттуда учебник по клинической психиатрии. Ближе к вечеру, уже успев посмотреть пару сезонов какой-то дряни про домохозяек и бывших жён и найти у себя симптомы синдрома Кандинского-Клерамбо, Коулсон вспомнил, что весь день не смотрел в зеркало.
Отражение было его собственным. Только ссадина на виске куда-то пропала.
Он не запомнил, как заснул.
Следующим, что он помнил, было ранее утро воскресенья и неестественное, давящее ощущение, которое его разбудило. Живая, человеческая рука не могла весить столько, сколько весила обнимавшая его за талию рука Локи. Вес чужого тела в доспехах давил на рёбра, мешая дышать. Трикстер спал, уткнувшись носом в макушку агента — и агент никак не мог решить, в ужасе он или всё-таки нет. Едва Коулсон шевельнулся, чтобы встать, Локи с неожиданной для его телосложения силой сжал руки, инстинктивно удерживая человека на месте. Фил уже успел красочно представить себе, как лопнут его лёгкие, когда давление внезапно ослабло.
— Я был бы очень благодарен, — просипел Коулсон, садясь в пустой постели и потирая рёбра, — если бы вы определились, насколько вы материальны.
Где-то на периферии различимого звукового спектра послышался тихий смешок, и Фил почувствовал что-то, что при должном воображении можно было бы считать поцелуем в лоб. Ощущение было настолько лёгким, что можно было просто убедить себя в том, что оно просто примерещилось. Или приснилось. Как и весь следующий день, которого Коулсон не запомнил.
Ему стало хуже во вторник.
Иначе, как «хуже», он не мог охарактеризовать ситуацию — хотя был более чем уверен, что со стороны всё происходящее смотрится вполне в порядке вещей. Он не помнил понедельника. Совсем. Сигнализация в его квартире была отключена, как будто он сам это сделал. Телефонный шнур был аккуратно перерезан. Судя по звонку, который он получил на мобильный, на работе не просто были в курсе, но ещё и считали, что это просто временные технические неполадки, а не перерезанный провод. Он не помнил, как он это объяснил. Он не помнил, откуда у него тонкий, почти хирургически аккуратный глубокий порез на запястье, чётко вдоль линии вен.
Всё, что он помнил — утро воскресенья. А потом сразу — вторник, день, его квартира, он в рабочем костюме стоит на собственном письменном столе и деловито отвинчивает решетку вентиляции в кабинете. Он спокойно закончил начатое, без лишних эмоций вырвал из гнезда микрофон системы прослушивания и так же спокойно прикрутил решётку обратно. После этого он сдвинул стол на прежнее место и только потом задумался, что же, чёрт побери, делает.
Микрофон был не из тех, что обычно использовались его коллегами; гораздо более тонкая система, почти совершенная, как будто лично Тони Старк паял, не меньше. Коулсон тщательно раскрошил прибор пассатижами и потратил несколько минут на его изучение. Было что-то неприятно необдуманное в том, что этот штучный экземпляр оставили в настолько очевидном месте, где Фил бы точно его обнаружил. Было ли это чьей-то шуткой, или намёком на то, что в квартире есть ещё закладки, гораздо лучше спрятанные?..
Коулсону отчаянно не хватало контекста. С такими провалами в памяти любые его попытки теоретизировать на тему происходящего были практически бессмысленными.
Он не хотел этого признавать, но ему было страшно.
Вечером он начал что-то вспоминать — уже в конце рабочего дня, когда собирался домой. Обрывки образов всплыли в памяти настолько хаотично и резко, что ему понадобилось на несколько минут присесть: голова кружилась. Разум не справлялся с процессом распознавания образов, не мог сразу выстроить их хронологически, не был способен отличить абстрактно визуализированное от объективно происходившего. Коулсон сомневался, что в его воспоминаниях могли быть реальные ядовитые змеи с перьями на голове, заснеженные памятники Нику Фьюри или расчленённые трупы Тони Старка. Зато вот Локи вне всякого сомнения был настоящим, и в понедельник Коулсон с ним говорил.
Нужно было время, чтобы вспомнить, о чём.
Локи пришёл через час после заката — так, будто это было нормальным. Просто в какой-то момент агент отвернулся, чтобы достать из бара коньяк, а когда снова посмотрел в комнату, Локи уже был там. Полностью видимый, материальный, не выглядящий ни озлобленным, ни торжествующим.
— Достань второй стакан, — устало попросил трикстер, откидываясь на спинку кресла. — Поговорим.
— Квартира прослушивается, — не нашёл ответа лучше Коулсон.
— Пока я здесь — не прослушивается, — усмехнулся Локи.
Коулсон поймал себя на мысли, что ему было немного странно видеть собеседника. Непривычно, как минимум. Локи спокойно принял из его рук стакан с коньяком. Пока Коулсон наливал себе, он невпопад подумал, что сама форма стаканов под этот напиток подразумевала, что жидкость будет постепенно согреваться от тепла держащих стакан пальцев. В руках Локи коньяк имел все шансы замёрзнуть и распасться на фракции…
— За головокружение, — насмешливо отсалютовал стаканом трикстер.
— Столько вашего внимания — одному человеку. Чем обязан? — сухо спросил Коулсон, садясь в кресло напротив.
— Ты быстро адаптируешься и исключительно здраво мыслишь, — без улыбки отозвался Локи. — Скажи мне, что ты в последний раз видел во сне?
Он знает, подумал Коулсон. Он в курсе насчёт массы так и не рассортированной информации из обрывков воспоминаний. Он пьёт именно за это головокружение.
Зачем?..
— Отвечай, — мягко проговорил Локи.
Стакан в руках Коулсона треснул, почти мгновенно заледенев от этого сладкого тона.
— Змей, — нехотя произнёс Коулсон. — Мертвецов. Кажется, там ещё был корабль… совершенно неуместных масштабов…
— Нагльфар. Ты видел Нильфхейм, поздравляю. — Локи улыбался почти искренне. — Что ещё ты помнишь?
— Золотые башни. — Коулсон невольно прикрыл глаза, пытаясь расшифровать образы. — Созвездия и туманности прямо над городом. Бесконечный радужный…
— …мост, — договорил за него Локи. — Асгард. Думаю, если ты постараешься, ты вспомнишь и Йотунхейм, и другие миры, и их тени… Превосходно.
— Вспомню? — отставив треснутый лёд с вмороженным в него коньяком, осторожно уточнил агент.
— Вспомнишь, — улыбнулся Локи. — Вспомнишь ещё очень, очень многое — и кое-что забудешь. Процесс слияния в случае твоей психики идёт просто отлично, и мне не нужно, чтобы ты помнил лишние разговоры…
Коулсон очень медленно вдохнул и так же медленно выдохнул.
— Что ты со мной делаешь? — тихо и без выражения спросил он.
— Неправильный вопрос, — оскалился трикстер.
— Что… что тебе от меня нужно?
— Вот, так гораздо лучше. — Локи допил коньяк и встал с кресла, оставляя стакан на подлокотнике. — Мне нужен ты.
Локи лениво шагнул к агенту. Коулсону было видно его доспехи до последнего колечка крепления на плаще, но какая-то часть человека продолжала не верить в то, что трикстер правда здесь, что это не иллюзия переутомлённого сознания. Даже когда Локи подошёл вплотную и положил на плечо агента холодную ладонь, та часть разума всё ещё считала его не существующим в реальности.
— Это не ты помнишь Девять миров, — тихо сказал Локи, наклоняясь к самому лицу человека. — Это я их помню. Представь себе, мне очень нужен доступ в ваш «ЩИТ» — у тебя он есть, у меня его нет. С другой стороны, лично твой доступ мне без надобности, потому что ты не можешь провести меня с собой, даже если я заставлю тебя этого захотеть. Но, если я постараюсь, я могу сойти за тебя — внешностью, химическим составом, набором хромосом, воспоминаниями… — Локи почти шептал, и от этого звука у человека шли мурашки по коже. — И, если я очень постараюсь, моя версия агента Коулсона не просто будет думать, как агент Коулсон. Она им будет. И она будет считать, что она и есть настоящая. Просто с подмешанными в голову чужими воспоминаниями…
Плащ колдуна был неестественно тяжёлым, сковывал движения, не давал поднять руки, придавливая их к подлокотникам. Локи чему-то усмехнулся, наклоняясь ещё ближе, наваливаясь весом, мучительно медленно целуя неспособного пошевелиться человека в губы. Коулсон как-то отстранённо регистрировал ощущения в восприятии. Он чувствовал, как трикстер на секунду прикусывал его нижнюю губу, чтобы потом лениво провести по ней языком. Он понимал, что Локи сел на него верхом, окончательно лишая возможности двигаться. Он осознавал, что холодные пальцы близкого к божеству существа расстёгивают его рубашку, нетерпеливо , мимоходом отрывая пуговицы. Он слышал, как Локи шептал что-то о том, что он исключительно доволен игрушками, которые выполняют его приказы.
Но всё, о чём он мог думать, сводилось к одной мысли.
Он ещё правда агент Коулсон — или он уже думает, что он агент Коулсон?
— Как что именно произошло, агент Ситвелл? — тихо спрашивает Коулсон, здесь и сейчас, на допросе.
— Был взрыв в вашей квартире, — с каким-то виноватым взглядом говорит Ситвелл. — В среду. Мы думали, что данное происшествие было направленно на вашу ликвидацию, сэр, однако взрыв обрушил часть стены в подвале…
Коулсон молча слушает. Он ещё ничего не может вспомнить.
— …мы связались с пресс-службами, чтобы избежать скандала… тело мистера Старка было расчленено, спрятано в полость стены и заложено кирпичом. Если бы не взрыв, мы бы его не нашли…
Коулсон рассеянно кивает. Он вспоминает свои сны про Нильфхейм и пернатых змей.
— …эксперты утверждают, что мистера Старка убили в понедельник из вашего табельного оружия, которое мы так и не смогли обнаружить… Утром в четверг нам поступила информация, что вас видели на границе штата Невада, и мы решили прекратить попытки поисков ваших останков на месте взрыва…
— И вы меня нашли, — задумчиво договаривает Коулсон.
— Да, сэр. В пустыне. В багажнике «вольво» семьдесят второго выпуска, зарегистрированного на имя П. Картер. Вам знакома эта машина?
— Нет, агент Ситвелл. — Коулсон позволяет себе устало потереть переносицу. — Знаете, наверное даже хорошо, что я ничего не помню… Мне написать согласие на временное отстранение от оперативной работы?
— Нет необходимости, сэр. Мы договорились со специалистами из отдела медицинского обслуживания, вы поступаете в их распоряжение на ближайшую неделю…
— Хорошо. — Коулсон отрывисто кивает. — Полагаю, если дело поручено вам, мне не стоит волноваться за отчёт. Я могу идти?
— Да, сэр.
— Передайте мои соболезнования мисс Поттс и полковнику Роудсу, Ситвелл, — тихо говорит Коулсон прежде чем выйти из комнаты для допросов.
Он ничего не помнит о сегодняшнем утре.
Но он помнит башни Асгарда и пропасти Нильфхейма. И он помнит, как спокойно прикладывал к подбородку пистолет и нажимал на курок.
Он делал это в ночь на среду.
В среду утром он обливал свой труп бензином и аккуратно вставлял взрыватель в бомбу, чтобы скрыть и тело, и следы установленной им прослушки. Он помнит, где оставил свой шлем. Он помнит, что шлем на самом деле не его. Он помнит, как вспоминал, как удобнее распилить суставную сумку, когда расчленял тело Старка в понедельник. Он помнит, что говорил со Старком в четверг. Он помнит, как улыбался Локи, расстёгивая ремень на его брюках. Он чётко помнит, как засыпал в ночь на воскресенье до всего этого.
Всё, во что он верит, это что он всё ещё существует.
Он просто не уверен, в какой именно реальности.
[FIN]
APPENDIX
Объясняю всем, кому вынесло мозг.
1. Коулсон на самом деле в фазе быстрых снов, и ему приснились ДВЕ НЕДЕЛИ, включая все смски и Ситвелла.
2. Локи его просто доводит, показывая разные варианты реальности.
3. Реакция Коулсона на большинство ситуаций, которых не помнит — хладнокровная попытка устранить опасность для окружающих, в данном случае — самоубийство, после чего цикл ложных воспоминаний повторяется с поправками.
Все смс на мобильном Коулсона без отправителя — Локи намекает, что это может быть и раздвоение личности, заставляет агента в себе сомневаться (то, что агент не помнит, как их сохранял — субъективно). В понедельник (когда якобы убил, расчленил и спрятал Старка — что есть подспудное желание и страх одновременно, т.к. Коулсона Старк бесит, но терять такой кадр для него неразумно и мрачно по всем пунктам) одна из версий сознания Коулсона режет себе вены (отсюда порез на руке), другая — прячет тело Старка. В ночь на среду одна из версий Коулсона стреляется, другая, следившая за собственным двойником (отсюда — микрофон в месте, которое агент бы точно нашёл; намёк; попытка привлечь внимание), прячет тело. Цикл повторяется снова, снова и снова, включая сны про Асгард и пр., но проблема Коулсона в том, что он всегда видит только одну версию себя. Расчёт Локи на то, что, когда Коулсон проснётся, он не отличит реальность от своих видений, т.е. будет сомневаться в том, что Старк настоящий, будет с подозрением относиться к коллегам и, согласно проработанному алгоритму, будет менее серьёзно относиться к собственной жизни (как следствие — сам же себя ликвидирует).
Вот такие пирожки.