ЗЕЛЁНЫЙ СИГНАЛ, 1/3.Жизнь агентов «Щита» в целом нельзя было назвать ни рутинной, ни даже хоть сколько-нибудь предсказуемой. Лучшие агенты службы были обучены спокойно смотреть в глаза (или, за неимением оных, в альтернативные органы зрения) любой опасности, независимо от времени суток, сезона, местности или источника происхождения угрозы. Даже рядовых с малыми уровнями допуска учили сохранять достоинство и трезвость рассудка в любой ситуации, от вторжения демонов ада до разгромного проигрыша в покер мафиозному дону. Директор Фьюри лично следил за тем, чтобы каждый агент был готов в самом буквальном смысле к чему угодно и когда угодно.
Стоило признать, что это способствовало развитию богатого воображения в рядах личного состава. У людей, морально готовых при подъёме по тревоге в половине четвёртого утра, скажем, лепить из пластида и чайных пакетиков пентаграммы на днищах летающих тарелок, просто обязано было хватать мозговых ресурсов на то, чтобы примерно представлять требующую этого ситуацию.
Однако в последнее время всякий раз, когда по каналам внутренней связи проходил «зелёный сигнал», агенты только вздыхали и говорили:
— Опять.
Бог Локи, которому удалось откупиться от праведного гнева удачной ворожбой и возвращённым из Валгаллы воином, в какой-то момент начал банально гадить. И, судя по всему, успел войти во вкус.
О, нет, Локи не пытался завоевать власть или поубивать всех встречных. Локи теперь изощрялся в мелочах, доводя до совершенства идиотизм ситуаций. Когда из систем жизнеобеспечения штаба «Щита» лезли зелёные черти, когда небо брало моду периодически окрашиваться в дикие оттенки, когда шёл дождь из иноземной разновидности брокколи — это всё был «зелёный сигнал». Положа руку на сердце, агент Коулсон предпочёл бы остаться в Валгалле и не видеть этого возмутительного безобразия.
Гадил Локи со вкусом и сверх меры, особенно когда знал, что Коулсона назначат на это дело.
Парадоксально, но, то ли сказывался своеобразный опыт общения, то ли работали не вполне понятные простым смертным законы логики асов и йотунов, но трикстер испытывал к агенту… некоторую слабость. Агент Джаспер Ситвелл, находившийся в непосредственном подчинении Коулсона, как-то высказал начальству мысль, что Локи просто не хватало родительского внимания, и все его мелкие хулиганства произрастали именно из потребности быть замеченным. Локи требовался олицетворявший уверенность и стабильность образ родителя, разливался соловьём Ситвелл, а кто, как не уделавший его из непроверенной пушки агент, годился на эту роль лучше всех. Коулсон некоторое время молча терпел такие теоретические выкладки. А потом мягко предупредил младшего по званию, что, если тот ещё хоть раз скажет что-то в том же духе, Коулсон изымет у него всю литературу по популярной психологии и отправит проходить курс трудотерапии в Анадыре. Вопреки ожиданиям, Ситвелл знал, где находился Анадырь, и высказывать теории перестал.
Если бы вместе с этим прекратились и хулиганства трикстера, Коулсон бы справедливо считал себя по-настоящему счастливым человеком.
В тот в буквальном смысле проклятый день «зелёный сигнал» поступил по рации от агента Блейка, зафиксировавшего в районе одного из водохранилищ в городской черте Нью-Йорка аномальную активность. В ответ на логичные просьбы пояснить природу «активности» агент Блейк неприятно и нервно смеялся и спрашивал, можно ли считать поясняющими фотографии на телефон. На снимках можно было различить смутную фигуру чего-то летающего, больше всего напоминавшего акулу с лазером на голове.
Отсмеявшись, агент Блейк признал, что уже не удивился бы, если бы на акуле было написано что-нибудь вроде «Коулсон жив». Коулсон на это затребовал выдать ему служебный вертолёт, разрешение на отстрел акул, дальнобойный гарпун и Романову. И убедительно попросил агента Блейка больше не пытаться сфотографироваться с неопознанной аномалией до их приезда.
Это стало последним разом, когда они видели агента Коулсона прежним.
— Агент Блейк, доложите обстановку, — в четвёртый раз за последнюю минуту терпеливо проговорил Коулсон.
Они с Романовой оставили вертолёт в нескольких сотнях метров до места. Водохранилище Кэннонсвилль было затянуто густым утренним туманом, в котором терялись его точные очертания, и сажать машину ближе в таких поганых условиях агенты не рискнули. Масштабы водохранилища ненавязчиво напоминали о том, что в своё время властям пришлось сравнять с землёй местный городишко, чтобы разместить здесь этот огромный резервуар с пресной водой. Видимость ближе к водохранилищу была настолько отвратительной, что Коулсон на всякий случай замедлил шаг.
— Лодочный сарай на три часа, — негромко сказала Романова.
Чёрная Вдова не тратилась на лишние слова или надежды на удачу. Насколько Коулсон мог видеть, Наташа уже держала наготове что-то из своего колюще-режущего условно-метательного арсенала. Агент предпочитал не анализировать методы русской, но в текущий момент он отлично понимал, что бесшумное оружие в таком тумане может дать серьёзное преимущество.
Он подошёл к зданию первым, сделал Наталье знак ждать и осторожно приоткрыл дверь в казавшееся заброшенным здание. Свой табельный пистолет он уже успел снять с предохранителя, но пока предусмотрительно и аккуратно держал дуло направленным в землю. Совать руку с оружием или, тем более, голову в щель между дверью и косяком он не собирался. Внутри здания было темно и тихо — только где-то лениво капала вода. Коулсон кивнул Романовой и, выдохнув, тихо скользнул за дверь.
Изнутри тьма не казалась настолько кромешной, так что Коулсон поспешил занять позицию напротив монолитной бетонной стены, так, чтобы на него не падал слабо сочившийся снаружи свет. Он сам пока мало что мог различить в темноте, и не хотел передвигаться, не привыкнув к освещению. В сарае вполне могло никого и не оказаться, но агентов «Щита» учили заранее нейтрализовывать любое вероятное преимущество условного противника — даже при отсутствии противника. Коулсон слишком долго жил этой службой, чтобы переставать вынимать батарею из мобильного на ночь, садиться лицом к двери и спиной к стене или, заходя в тёмное помещение, замирать без всякого движения и ждать, пока глаза привыкнут к мраку. Или пока условный противник себя выдаст. Или пока не зажгут свет.
Коулсон слишком долго жил этой службой, чтобы не заработать дурацких привычек.
Сырость просачивалась сквозь щели, оседая на одежде, заглушая звуки, но агент расслышал то, что его условный противник не учёл при попытке спрятаться. Где-то совсем рядом едва слышно, на пороге различимого звукового спектра, тикали часы. Крупные; дорогие, вероятнее всего. Старые — что-то в них чуть заедало, иначе звука тиканья не было бы так слышно. Сам Коулсон тоже любил большие «командирские» часы, но въевшаяся в разум профессиональная паранойя заставляла его снимать или даже останавливать их перед заданиями. Умом он понимал, что вероятность того, что звук их тиканья кто-то расслышит, была ничтожна, но привычка брала своё.
Как выяснилось, паранойя иногда бывала полезной.
— Агент Коулсон? — тихо позвал источник едва различимого тиканья.
Это был тот неловкий момент, когда честно обнаруживать своё присутствие было немного невежливо по отношению к собеседнику. Хотя бы потому, что собеседнику неизбежно следовало сделать замечание.
— У вас часы громко тикают, агент Блейк, — почти шёпотом отозвался Коулсон. И, помолчав, уточнил: — Чем я себя выдал?
— Двигаетесь, как военный; держитесь, как пустое место, — с желчной вежливостью ответствовал Блейк. — Я видел, что кто-то зашёл, но потом перестал понимать, где вы находитесь. Никто больше не ходит так тихо, Коулсон. Считайте это профессиональной завистью.
— Обоснуйте молчание в эфире, агент Блейк.
— Рация от сырости сдохла, агент Коулсон.
Технически, оба агента могли сколько угодно занимать практически одну и ту же ступень в иерархии «Щита» и иметь одинаковый уровень доступа к информации. Похожий на какую-то седую и голубоглазую хищную птицу Блейк чуть больше фиксировался на дисциплине. Всегда вежливо улыбавшийся и доводивший этим людей до нервного тика Коулсон чуть больше времени проводил «в поле». Их взаимные отношения можно было описать словосочетанием «вооружённый нейтралитет». Блейк чуть-чуть, на волосок, не дотягивал до уровня Коулсона — хотя бы потому, что Фил уже не первый десяток лет имел полное право одёргивать директора Фьюри, когда того уж очень круто заносило на поворотах. Это «чуть-чуть», судя по всему, заставляло склонного к перфекционизму Блейка испытывать безотчётную тягу убивать.
С точки зрения Коулсона, это были идеальные отношения для продуктивной работы и отличная база для здоровой конкуренции внутри коллектива. С точки зрения Блейка, это был лишний повод сходить и расстрелять пару мишеней в мелкое крошево.
— Что с засечённым вами объектом?
— Исчез с линии видимости. Получили снимок?
— Да.
— Это исключает галлюцинацию. Подкрепление?
— Романова.
— Вертолёт?
— Триста метров южнее.
Если бы Коулсон видел собеседника чётче, они бы свели обмен данными к жестам. Блейк избегал в разговорах о работе любой лишней высказанной информации, справедливо полагая, что агентам с практически одинаковой выучкой не столь необходимы, скажем, описательные эпитеты.
— Обстановка? — помолчав, спросил Коулсон.
Блейк едва слышно фыркнул.
— Нелогичная, — наконец, подобрал эпитет он.
— Обоснуйте.
— Джентльмены, — подала голос от входа Романова, распахивая дверь. Оба агента сощурились от смены освещения. — Вы не находите, что, если это, иллюзорное или реальное, было приманкой, то как-то действительно нелогично и немного… мелко было выманивать из штаба всего троих агентов?
— «Зелёный сигнал», — скривился агент Блейк. — Он срабатывает в основном в вашу сторону, агент Коулсон. Такую логику нам не понять.
— Это действует на нервы, — признал Коулсон, кивая.
Что конкретно он имел в виду — «зелёный сигнал» или правоту агента Блейка, — никто так и не узнал. Впоследствии агент Романова признавала, что более нелепого и внезапного взрывного устройства, чем подкравшаяся из темноты летающая акула с лазерным прицелом, не видела никогда в своей ещё не успевшей ей надоесть жизни.
— Подкрепление, — резко отрубил Коулсон, выплёвывая песок и смаргивая пыль.
В ушах у всех троих звенело, но засыпанный какими-то опилками агент Блейк кивнул, распознав приказ. И вопросительно указал глазами за пределы их укрытия, к эпицентру взрыва.
— Прикроем, — тихо отозвалась Романова.
— Какое похвальное взаимопонимание, — насмешливо прозвучал показавшийся неестественно громким язвительный голос, звук которого с некоторых пор узнавал практически весь личный состав «Щита». — Аж слёзы наворачиваются. Или это от пыли?..
— Я тоже рад новой встрече, — мрачно протянул Коулсон.
Кивнул Блейку. И, в ту секунду, когда агент метнулся из укрытия, сам встал в полный рост, отвлекая всё внимание на себя.
— Вы не поверите, но это действительно взаимно, — радушно оскалился Локи.
Трикстер, слегка запылённый, немного взъерошенный, но страшно довольный собой, стоял в нескольких шагах от послужившей агентам укрытием обшарпанной плоскодонки. Создавалось впечатление, что пыль на его одежде служила исключительно декором, позволявшим ему лучше вписываться в интерьер разнесённого в щепу и щебень лодочного сарая.
— Могли бы придумать что-нибудь поизящнее, — беззлобно заметил Коулсон, чувствуя на себе выжидательный, вопросительный взгляд Романовой и прикидывая, успел ли уже агент Блейк добраться до вертолёта. — Или хотя бы не опускаться до разрушения частной собственности.
— Ах, оставьте, — сморщил нос Локи. — Эта конура уже давно была заброшена. Считайте, что я сделал одолжение городскому округу.
— Вы хотели просто поговорить, или ваши намерения исчерпываются плановым сносом мелких построек?
Локи слегка наклонил голову. Коулсон вежливо улыбнулся. Романова тихонько вытащила метательный нож из-за голенища сапога. Фил был готов поклясться в том, что во всех трёх действиях было примерно одинаковое количество невысказанной угрозы.
— Не угадали, — лаконично сказал Локи, внезапно приходя в движение.
Коулсон успел заметить, как распрямлялись сжатые в кулак пальцы колдуна, выпуская заклинание. Следующие две секунды растянулись для агента в какой-то неожиданно долгий полёт в сторону не до конца обрушившейся стены сарая. Он видел, как распускается тускло-зелёным, льдисто поблёскивавшим узором вязь заклинания, мягко толкая его в грудь, сбивая с ног, накрывая сетью, исключая возможность увернуться… и почему-то амортизируя удар так, что Коулсон его едва ощутил. Магия на короткое мгновение отозвалась в теле волной дрожи на грани боли от сильного перепада температур — не более. Фил всегда полагал, что ощущения взорванного заклятием человека, по идее, должны были быть неприятнее, чем слабое головокружение и странное, ноющее ощущение в мышцах, почти как после выматывающей тренировки.
— Только не говорите, что убивать меня вошло у вас в привычку, — устало сказал Коулсон, садясь.
Попытался сказать.
Он не осёкся на середине фразы только потому, что до него не сразу дошло, что было не так с его голосом. Было слышно, как Романова шёпотом выдохнула что-то слабо поддающееся переводу и явно нецензурное. Коулсон осторожно, боясь спугнуть собственное здравомыслие, поднял руку и пошевелил пальцами.
Немного жилистая, но тонкая и однозначно женская рука шевельнула пальцами, отзываясь на команды его мозга. Коулсон видел привычные мозоли, оставленные спусковым крючком после сотен стрельб, видел ощущавшиеся, как его собственные, царапины. И, в принципе, уже начинал с пугающим его самого спокойствием осознавать, почему ему слегка жмёт на груди рубашка.
— Так, — медленно, пробуя голос на слух, проговорил Фил, облокотившись на какой-то из обломков стены.
Голос был женский, чуть сипловатый, и свойственные Коулсону мягкие интонации в таком исполнении звучали пусть немного чудно, но всё равно узнаваемо.
— Зачем сразу убивать? Вы же сами просили придумать что-нибудь поизящнее, — неприятно улыбнулся трикстер, явно ждавший, пока его жертва осознает, в каком роде теперь придётся себя воспринимать. — Смотрите, как красиво и концептуально — я долго придумывал это проклятие, я им честно горжусь.
— Я верю, что у меня будет шанс оценить это в полной мере, — обречённо признал… признала Коулсон, осторожно, держась за бетонный обломок, поднимаясь на ноги. — Но, зная вас, я не могу не предположить подвох.
— Заклятие можно разрушить, — доверительно подмигнул колдун. Коулсон с содроганием подумала, что очень давно не видела Локи настолько довольным. — Сегодня полнолуние. Засекайте время: у вас есть фора до восхода голубой луны, чтобы успеть его снять — и, поверьте на слово, меня основательно развлечёт процесс. Так что вы не стесняйтесь, привыкайте к новому облику, вы в нём надолго застрянете, если не успеете…
—Та-ак… — протянула агент, устало прикрыв глаза на секунду. — И что же может… снять заклятие?
— Только чистый и бескорыстный поцелуй непорочной любви, — довольно осклабился Локи, растворяясь в воздухе прежде, чем до него долетел брошенный Натальей нож.
— О, — ёмко резюмировала Коулсон. В вертикальном положении проблемы сползавших брюк и натянувшейся на груди рубашки становились ощутимее. — В таком случае — это действительно надолго.
— Могу посоветовать хорошего стилиста… мэм, — в гробовой тишине замогильным тоном предложила Чёрная Вдова.
— Посоветуйте мне хорошее бельё, — отрезала Коулсон, затягивая ремень на брюках туже и запахивая пиджак плотнее. — И проследите, чтобы никто не пытался попробовать на мне… свою непорочную любовь.
— Вы не хотите снимать проклятие? — моргнула Романова.
Коулсон подняла на Наталью взгляд. Взгляд Коулсона по степени выразительности нисколько не изменился. В нём подробно читалось всё, что Фил думала о вероятности прецедентов попыток «снятия проклятия» личностями вроде Тони Старка, Клинта Бартона или, упаси Господь, Стивена Роджерса. В последнем случае шанс на успех по степени непорочности, разумеется, был выше, но Коулсон явно с трудом представлял себе нормальное дальнейшее существование рядом с любящим Капитаном Америкой.
— И постарайтесь вообще не доводить подробностей технологии снятия проклятия до директора Фьюри, — помолчав и обдумав все варианты, прибавила Коулсон.
И ощутимо передёрнулась.
Воображение у неё, судя по всему, было по-прежнему богатым.
— Запишем тебя на фитнесс, Фил, — было первым, что сказала агент Мария Хилл. — У тебя ужасная походка на каблуках.
Технически, она была первым человеком, кроме непосредственно директора Фьюри, который увидел агента Коулсон в новом качестве. Фил — Филиппа, — стоически подавила горестный вздох. Вечером накануне она пыталась возразить против покупки туфель, мотивируя это тем, что не планирует долго оставаться в этой ипостаси, однако жестокая и прагматичная Романова заявила, что в дурацких ботинках и не подходящих по размеру брючных костюмах она точно никого не привлечёт. Когда до Коулсон дошло, что под «привлечением» Романова имела в виду подманивание потенциальных носителей бескорыстной и непорочной любви, она ощутила себя женщиной на сто процентов. В том плане, что Фил захотелось сесть и заплакать. И, кажется, чтобы её кто-нибудь пожалел и утешил. Из потенциальных утешителей рядом была русская профессиональная убийца с необратимыми мутациями. Проверять её способности психоаналитика Фил пока не тянуло.
— У нас же вроде была секция спортивного танца? — продолжала глумиться Хилл. — Танец, Фил, великая вещь. Развивает чувство равновесия. Месяца через три будешь порхать даже на шпильках…
Фил надеялась, что месяца через три ей никуда уже порхать не понадобится. В идеале, надежды Коулсон сводились к тому, чтобы уйти к тому моменту в счастливый запой, и вместо компенсации за не отгулянные отпуска снять себе на недельку какую-нибудь девицу. А лучше двух. А лучше трёх, и счёт предъявить Старку под видом трат на хозяйственные нужды. Обычная нехватка времени на кутёж сейчас отзывалась в сердце Фил тупой болью тоски по утерянным возможностям.
Впрочем, женщина тосковала не только по ним.
До момента, когда агент Романова с энтузиазмом показала непосредственно на агенте Коулсон технологию укладки феном и фиксации лаком, Фил не подозревала, что будет скучать по своим залысинам. Прочие пыточные инструменты, вроде эпилятора или щипцов для завивки ресниц, вызвали в Фил непрофессиональное желание заорать и убежать куда угодно, лишь бы подальше. Но самым кошмарным стал момент, когда Романова сжалилась и выдала Коулсон бритвенный станок бодрящего розового цвета, посоветовав не экспериментировать с зоной бикини. После такого инструктажа Коулсон не возражала даже против того, чтобы ей в глаза тыкали опасными на вид предметами — лишь бы пресловутая зона бикини в разговоре больше не фигурировала. Иными словами, накрасить глаза сослуживице Наташа смогла без всякого сопротивления, практически с первого раза, если не считать накладки в самом начале, когда бравый агент зажмурилась при приближении подводки.
У Локи в соседних слоях пространства от всего этого явно была истерика.
Так или иначе, через двое суток к пропускному пункту головного штаба «Щита» явилась невысокая голубоглазая шатенка. Дама была коротко стрижена, обходилась допустимым минимумом макияжа и была в строгом, застёгнутом на все пуговицы брючном костюме. И ещё она была спокойна. Внешне, по крайней мере. Только Локи и агент Романова были в курсе, чего стоило Коулсон накрасить оба глаза симметрично и при этом никого не убить.
Хуже стало, когда прошёл первый шок и пришло понимание ситуации.
Коулсон могла только благодарить Локи за то, что все рефлексы новой ипостаси были типично женскими: хотя бы в этом вопросе у агента не было никаких внутренних конфликтов психики с физиологией. Да, ей было проще и привычнее носить брюки — но она, по крайней мере, совершенно рефлекторно ходила, не шатаясь от смены центра тяжести, не впадала в ступор при попытке посетить уборную или душ, и садилась, сдвигая ноги. Первые пару дней она пыталась носить галстук, но потом в какой-то момент отказалась от этой идеи, один раз заглянув в зеркало и заключив, что он не подходил к костюму. Когда она в первый раз попыталась по привычке уснуть на животе, она полночи проворочалась, открывая для себя все таинства комфортного расположения объемного тела на плоской поверхности. Когда она в первый раз осознала, что не надо бриться по утрам, она чуть не высадила себе глаз кисточкой туши для ресниц. Самым ярким открытием третьего дня проклятия для неё стало то, что бюстгальтер можно было без усилий застёгивать спереди. На туфлях не было шнурков, на брюках не было привычного ремня, на пиджаке были вытачки. Все эти мелочи не то, чтобы причиняли слишком болезненный дискомфорт; просто их анализ поглощал всё время, которое Коулсон с удовольствием отвела бы на решение текущей проблемы со снятием проклятия.
Шёл шестой день после полнолуния, когда агент Коулсон вызвала к себе проявлявшую поразительную солидарность Романову.
— Сэр? — вежливо спросила Наталья, прикрывая за собой дверь.
— Спасибо на добром слове, — с чувством отозвалась Коулсон, потирая виски. — Агент Романова… чисто из любопытства — вы знаете, что такое «голубая луна»?
— Не уверена, что правильно понимаю термин, сэр.
— Отставить «сэр».
— …мэм?
— Типун тебе на язык, Наташа. — Коулсон вздохнула. — Очень редко, где-то раз в два-три года, на один месяц выпадает два полнолуния. Вот второе полнолуние — это как раз «голубая луна».
— Русские, если ссылаются на редкое природное явление, поминают дождичек в четверг, — желчно заметила Романова, садясь за стол напротив Коулсон. — Я так понимаю, тут имеется в виду то же самое.
— Идиоматическая аналогия точна, — мрачно хмыкнула Коулсон. — Только наш… дождичек… имеет точную привязку к астрономическому явлению. До которого у меня меньше месяца.
Романова на секунду поджала губы, что-то обдумывая.
— Фил, — осторожно начала она, — ты предлагаешь мне помочь тебе найти выход — или привыкнуть к тому, как существовать в этой… версии?
— Первое было бы неплохо, — криво улыбнулась Коулсон. — Но я здраво смотрю на вещи, так что…
— Вот за что я вас уважаю, агент Коулсон, так это за оптимизм.
— Взаимно, агент Романова.
— Во сколько вы сегодня заканчиваете, агент Коулсон?
— А мне имеет смысл отпроситься у начальства, агент Романова?..
— Фил, — хитро прищурилась Чёрная Вдова, откидываясь на спинку стула. — У меня есть идея. Она включает тебя, меня, Вирджинию Пеппер Поттс, Марию Хилл, пару бутылок терапевтически обоснованной водки и большую коробку бездумно калорийной выпечки.
— Предлагаешь анализировать ситуацию в изменённом состоянии сознания? — моргнула Коулсон.
— В нездоровом теле — нездоровый дух, — отчеканила Романова. — Всё логично.
Коулсон некоторое время продолжала по инерции моргать, видимо, оценивая все перспективы предложения.
— Наташа, меня иногда посещает мысль, что ты училась законам логики у Локи, — честно и мрачно заключила агент.
— Это плохо?
— Это пугающе многообещающе. — Коулсон сверилась с расписанием стрельб на полигоне и обречённо добавила: — Заеду за тобой после восьми.
Наталья серьёзно кивнула и, обернувшись уже в дверях, пророческим тоном выдала:
— Захвати пижаму.
Коулсон сокрушённо вздохнула, как только за шпионкой закрылась дверь. Здравый смысл и так, без лишних намёков уже подсказывал ей, что после терапевтической беседы с участием Романовой и водки ей однозначно будет нельзя за руль.
Стоило признать, думала Фил после третьей рюмки: агент Романова действительно знала толк в терапевтических беседах.
Низкий столик стоял прямо на полу, среди раскиданных как попало подушек, так, что никому не приходилось лишний раз вставать и далеко тянуться за рюмкой или пончиком. Романова сжалилась над прочими участницами этого странного заседания и принесла не водку, а какой-то незнакомый Коулсон суррогат на её основе. В состав адского хмельного декокта входил собственно национальный русский напиток пополам с протёртой клубникой. Результат этого греховного союза был крепок и сладок — и хорошо шёл под выпечку. Судя по тому, что третьим тостом стало прозвучавшее из уст агента Хилл: «За нас, красивых тёлок!», водки там было всё-таки больше, чем клубники. Впрочем, в душе Коулсон в ответ на это не возникло никакого внутреннего протеста. Удивительное дело, но агент с запозданием поняла, что в первый раз за неполную неделю проклятия наконец хоть немного расслабилась.
«Красивым тёлкам» было решительно всё равно, как Коулсон загримирована и во что одета. Они не возражали против того, чтобы агент сняла туфли, закатала рукава рубашки и рухнула в подушки, чтобы уже оттуда молча салютовать рюмкой. Не надо было следить за тем, чтобы случайно не почесать глаз и не смазать к чертям всю тушь. От алкоголя было тепло, от отсутствия необходимости участвовать в разговоре — легко, и Коулсон начала анализировать содержимое беседы только рюмке на шестой.
— Стоп, — проговорила она, когда смысл разговора стал ей понятен. — Наташа, я разве не просила засекретить эту информацию?
— Ты просила не рассказывать это директору Фьюри и не включать в отчёт, — не моргнув глазом, отозвалась Романова. — А здесь собрались люди, которым ты действительно можешь доверять.
— Женская солидарность, — скромно вставила Пеппер.
— Которую только подкрепляет то, что нам с тобой не придётся делить мужиков, — философским тоном завершила агент Хилл, доливая себе в рюмку.
— Именно поэтому я и решила нас всех собрать, — спокойно резюмировала Романова. — И обсудить дальнейший план действий. Насколько я знаю, Фил никому не рассказала о том, как именно можно его расколдовать, и это сильно осложняет дело.
Дисбаланс местоимений в высказанной фразе был столь вопиющим, что Коулсон решила, что стоило больше закусывать.
— Я на досуге полистала тематическую литературу, — сверкнув глазами, выдала агент Хилл, которая с каждой новой дозой спиртного становилась всё проще в общении, — и могу точно сказать, что Локи не врёт. Тут нужно бескорыстное и чистое чувство.
— Причём хорошо бы платоническое, — поддержала Наталья, — потому что, если это сработает, могут быть… лишние…
— …жертвы, — сказала агент Хилл.
— …психологические травмы, — хором с ней закончила фразу Пеппер.
— Одно другому не мешает, — мрачно заметила Коулсон.
— Короче, — дирижируя пончиком в такт словам, нараспев начала агент Хилл, — Коулсон, мы ищем тебе скромного, психически устойчивого, способного на искреннюю привязанность латентного гея, не рассчитывающего в отношениях на секс.
Коулсон едва не надкусила рюмку после таких слов. В голову шли совершенно неправдоподобные примеры вроде Доктора Стрэйнджлава из фильма про любовь к атомной бомбе. Вероятно, мыслительный процесс Фил как-то выразился на её лице, потому что Пеппер сочувственно вынула рюмку из рук агента и поставила на пол. Коулсон имела все шансы что-то нечаянно разбить.
— Да что ты расстраиваешься раньше времени, Коулсон, — продолжала мысль Мария. — Ты, можно сказать, уже почти нашла. Чего далеко ходить?
Воображение тут же довольно-таки бестактно подкинуло светлый образ агента Ситвелла, и Фил порадовалась тому, что бьющиеся предметы у неё конфисковали.
— Я про Стива Роджерса, — продолжала сыпать соль на раны агент Хилл.
У Коулсон, по ощущениям, чуть не вывалились глазные яблоки. Пеппер сочувственно погладила её по плечу.
— Вообще, это может сработать, — подумав, предательски отметила Романова.
— И ты, Брут, — выдавила Фил.
— А что, — пожала плечами агент Хилл. — Скромный, искренний, женщину не видел семьдесят лет, до сих пор в своём уме. Идеальный вариант. У кого есть версии лучше?
— Давайте так, — примирительным тоном проговорила Пеппер, косясь на то, как Коулсон пыталась сформулировать в связные и цензурные слова разбросанные по её взорванному сознанию слоги, — версию с Капитаном Америкой со счетов пока не сбрасываем… Натали, вы же сможете завтра просто с ним все вместе встретиться? Фил проанализирует вероятность, может быть, переговорите со Стивом, он понятливый молодой человек… И, на всякий случай, будем потихоньку прощупывать почву на предмет других вариантов. У нас точно есть ещё пара недель.
— Всего пара недель, — выстрадала Коулсон.
— На крайний случай, — мечтательно улыбнулась агент Хилл, — всегда можно попросить выдать нам Локи для бесчеловечных экспериментов, и он тебя сам расколдует. И вообще — не вешать нос, Коулсон! У тебя третий размер груди, классная фигура, прямые ноги, чёрный пояс по джиу-джитсу и офигенные подруги. С такими исходными ты горы свернёшь.
— У тебя чёрный пояс по джиу-джитсу? — искренне удивилась Пеппер.
— Так выпьем же за скрытые таланты, — ехидно хмыкнула Романова.
— И офигенных подруг, — с усталой обречённостью поддержала мысль Коулсон.
[TO BE CONTINUED]
master post | cледующая часть >>
ЗЕЛЁНЫЙ СИГНАЛ | 1/3 | Marvel Universe fic.
dunkelgrau
| суббота, 22 декабря 2012
Ad