Сказки Края: адище обло, стозевно и лаяй.

[dunkelgrau]

Намедни  Йож во фраке нежданно-негаданно напомнила, что у меня уже пять (!) лет валяется недовычитанный оридж, написанный по мотивам собственных кошмаров и одного-единственного скриншота из фильма "Чёрное золото". Альфа-читатели кидались в меня обувью и выли, что я курила Фрая, поджигая Пратчеттом, и пила коктейли из нефти под это вот всё. В принципе, я худо-бедно это дело вычитала, и это можно читнуть целиком и крупным шрифтом вот тут, но, раз пошла такая пьянка, кину это и сюда.

Заодно и оцените: и кошмары, и аллюзию на скриншот.
На вот этот вот скриншот, штоб вы понимали:



Рабочее название: Страшный заумный повесть про нефть, или Они слишком обильно думали.
Оридж, условное фэнтези, адический укур, много броманса, местами можно разглядеть даже пейринг(и).

Верховный сыщик Края проснулся на рабочем месте. Некоторое время он лежал в кресле, пытаясь осознать причины пробуждения, текущее время суток и собственное отношение к этому бренному миру. Мысли в голове решительно отказывались складываться во что-либо внятное. Ощущения были настолько обрывочны, что полной картины сыщик составить не мог: фрагменты данных постоянно рассыпались на автономные составные.

Это точно было утро: небо за окном было чистым и светлым. Ночная песчаная буря до города не дошла: открытые ставни на окнах в кабинете не были забиты грязью. Чайник со стола секретарша так и не унесла. Красный платок, во время сна успевший намертво намотаться на шею, надо было бы отдать в прачечную. Чуть подрагивала стрелка индикатора состояния защитного поля над городом. За дверью кабинета были слышны мягкие шаги — слишком неторопливо для посыльного, слишком тихо для секретарши…

Сыщик сел в кресле, уже примерно представляя, кто сейчас постучится в его кабинет.

— Войдите, — сипло сказал сыщик, когда шаги замерли у двери.

— Махари-эфенди, доброго утра, — негромко произнёс ставшую уже практически ритуальной фразу первый помощник сыщика, останавливаясь на пороге и склоняя голову. С тем же успехом он мог бы, скажем, отсалютовать наградным мечом — жест смотрелся гораздо более церемонно, чем в исполнении любого другого человека.

— Таэль, — медленно моргнув, сипло сказал верховный сыщик. — Ты хороший аналитик. Оно правда доброе?..

— Не могу утверждать наверняка, эфенди, — сдержанно сказал Таэль, опуская долу зелёные очи. — Однако полагаю нужным отметить, что вам стоит ознакомиться с некоторыми данными для более точного анализа восприятия.

Таэль не был местным жителем в полном смысле этого слова. Махари в своё время повстречал его в дюнах; молодой человек шёл, не разбирая дороги, с царственно-спокойным выражением лица индивидуума, полностью контролирующего ситуацию. Узнав, что ситуация состояла в крайней степени обезвоживания, павшем три дня назад коне и напрочь слетевшем с шестерёнок навигаторе, Махари искренне впечатлился. Пустынник решительно отказывался терять самообладание и присутствие духа вопреки нормальной человеческой логике.

Одним словом, сыщик сам привёл будущего коллегу в Край. Таэль со временем привык к горожанам, а горожане привыкли к, как выяснилось, только на первый взгляд казавшемуся молодым пустыннику. Каким-то образом Таэлю постоянно удавалось держаться едва ли не по-королевски, и это не портило даже то, что он подводил сурьмой и без того большие и выразительные тёмно-зелёные глаза — как он сам говорил, в дань традициям собственного народа. Сам народ он в итоге так ни разу однозначно и не описал, и даже не упомянул названия в разговоре, так что Махари в какой-то момент просто перестал любопытствовать. В сочетании с гордым профилем, чёрными бровями вразлёт и непробиваемо спокойным лицом преисполненного терпения мудреца вся эта сказочно-традиционная дребедень отчего-то не казалась излишней или неуместной. Волоокий Таэль продемонстрировал начитанность, разумность и способность мыслить творчески, и вскоре был взят сыщиком в штат защитников Края. Манера называть Махари «эфенди», равно как и боевой раскрас сурьмой, с годами выветриться не смогла, но так или иначе обычные горожане стали относиться к новому стражу порядка и покоя, как к «своему». В конце концов, он даже стал выглядеть ровесником Махари — то есть, почти на свой возраст. Отсутствие иллюзий и ворожбы хотя бы в таком вопросе в местном обществе было чем-то вроде нормы приличия.

По-своему Махари ему в чём-то даже завидовал. Не внешности, нет. Даже тому, что Таэль был выше начальства на голову, завидовать не приходилось. Махари бывало иногда жаль, что он сам не всегда мог «держать лицо» так, как это умел Таэль: нежно глядя на собеседника наивным и всепрощающим взором, от которого отскакивали все оскорбления, претензии и жалобы. Таэль был непроницаем. Махари же ничего не мог поделать ни с подвижной мимикой, ни с треклятым темпераментом. Создавалось впечатление, что Таэль был послан подземными богами для того, чтобы в чём-то смягчать порывистость сыщика, не иначе.

Был ещё один непреложный факт, относившийся к Таэлю. Если помощник верховного сыщика считал что-либо достойным внимания, с этим действительно нужно было ознакомиться.

— Что случилось? — коротко спросил Махари, разминая затёкшее от долгого пребывания в рабочем кресле плечо и пытаясь другой рукой ослабить узел платка на шее.

— В пустыне, недалеко от официальных пределов Края, но за внешней границей защитного поля, зафиксирована активность второго порядка, эфенди, — спокойно проинформировал его Таэль.

— Вот, значит, от чего я проснулся, — пробормотал Махари.

Датчики активности второго и третьего порядков, определявшие появление поблизости от города разумных существ, настроенных преимущественно враждебно или нейтрально, срабатывали непосредственно в кабинете верховного сыщика. В кабинете канцлера города работали ещё и датчики первого порядка — они давали знать о дружественно настроенных гостях извне, — но Махари отказался от чести отслеживать ещё и всякую тварь, при приближении которой поле диагностирует реакцию «предположительно союзник». Ему хватало одного только «предположительно враг», не говоря уже о «распознавание не удалось».

— Точно вторая активность? — мрачно уточнил Махари.

— «Предположительно враг», эфенди, — отрапортовал Таэль. — Вероятно, вы не видели момента срабатывания системы, однако я взял на себя смелость перепроверить…

— Спасибо, — невесело усмехнулся сыщик. — Что там хоть такое, не смотрели ещё?

— Как раз собирался предложить провести осмотр, эфенди, — снова слегка поклонился помощник. И, смиренно глядя в пол, прибавил: — В дороге и перекусите.

Махари невольно улыбнулся. Иногда он сомневался, не читал ли пустынник мысли.
По всему выходило, что, если и читал, то очень вежливо.



Край не был особенно красивым городом. Люди приезжали сюда не за прекрасными пейзажами; их просто влекло необычное. Город стоял в пустыне. Вероятно, когда-то давно на этом месте был оазис, или просто градостроители заложили первый камень задолго до того, как сюда пришли пески — никто не знал точно. Небольшие домики под черепичными крышами, брусчатка тротуаров и мостовых, небольшой фонтан на центральной площади, острая крыша костёла и двойной шпиль резиденции канцлера — всё это было бы нормальным для города в сердце лесов или холодных предгорий. Край, заключённый в постоянно поддерживаемое за счёт подземных энергетических течений защитное поле, издали мог показаться детской игрушкой. Ближайший крупный город был в двухдневном караванном переходе на север от него. Забытая в дюнах, кажущаяся чуждой диковина в хрупком, омываемом горячими, несущими пески ветрами прозрачном шарике — вот как Край выглядел снаружи.

Всякий раз, когда верховный сыщик Махари выезжал за городские ворота, он невольно оглядывался на город. Сколько бы лет ни прошло, ощущение смутной тревоги и мысль о том, как легко ломаются такие игрушки, никуда не девалось.

Край не был и самым спокойным местом в разумном мире; город по определению не бывает спокойным. Управление сыщиков и канцлер в меру возможностей пытались обеспечить горожанам безопасность. Но там, где не успевало уследить Управление, случались вспышки гнева и драки на ножах. Там, где не видел канцлер, безразлично убивали сторожевых псов и грабили дома. Там, где вроде бы всё было в порядке, из пустыни проникали дикие звери.

Махари сам недавно столкнулся как раз с последним. Вот уже десять дней на улицы опасались лишний раз выходить по ночам: какая-то тварь задрала несколько собак, загрызла коня из конюшен канцлера и, не ровен час, могла переключиться и на людей. Канцлер, человек умный, но до чрезвычайности усталый, небрежно спихнул задачу поимки твари на стражу и сыщиков. Разумеется, он понимал, что у Махари и его людей и без этого хватало дел; но отказать правителю, с которым не раз сидел за одним столом, сыщик не мог — хотя бы по дружбе, хотя бы для видимости, ради успокоения горожан…

Сыщик мог бы и дальше предаваться раздумьям, когда Таэль, скакавший рядом, придержал коня и окликнул шефа.

— Взгляните, эфенди. Видимо, датчики засекли… это.

Махари моргнул, глядя на небольшой, высотой в полтора человеческих роста, песчаный смерч. Единственным, что выделяло этот вихрь песка из пейзажа, было то, что в отличие от золотисто-белых дюн вокруг этот смерч был чёрным. И чёрный смерч чётко двигался в сторону Края.

Сыщик прищурился.

На обычный смерч датчики бы просто не отреагировали. Значит — что? Это плод какого-то заклинания? Но его зарегистрировали, как живое существо, с пометкой «предположительно враг». В вихре песка кто-то прячется? Но почему именно в такой форме, таким мороком ведь не скрыть больше одного человека?.. И кто это тогда, если тревожный сигнал датчика был настолько явным, что умудрился разбудить сыщика?.. И почему он так быстро и целенаправленно движется?..

— Попробуйте его прочитать, — каким-то странно упавшим голосом сказал Таэль. Судя по тому, что он опустил слово «эфенди», попытка считать данные с песчаного вихря его впечатлила.

Махари про себя проговорил формулу сканирования сущностей и всмотрелся в смерч.

Ему тут же захотелось отшатнуться.

Приближавшееся к городу без сомнений было живым и мыслящим. Несколько плотно скрученных потоков энергии, тройственная система распределения, постоянное состояние движения и непрерывная лабильность… всё это было не так страшно. В конце концов, Махари сам видел и сам строил наваждения, таким нагромождением уровней заклинания его было сложно впечатлить. Общим враждебным настроем, которым веяло издали, сыщик тоже не был удивлён: датчики засекли именно его.

Гораздо хуже было то, что в вихре песка никто не прятался.

Сам вихрь мыслил. И, судя по тому, что показатели постоянно менялись, вихрь ежесекундно адаптировался, познавал, подстраивался под пустыню, втягивая информацию и… разрастаясь.

Тёмное облако песка качнулось и приблизилось ещё на десяток шагов. Сыщик невольно прижал уши.

— Мне это не нравится, — пробормотал Махари, скорее озвучивая собственную мысль, чем обращаясь к кому-то конкретному.

— Вы не оригинальны, эфенди, — мягко согласился на свой лад Таэль. — Я бы сейчас развернул коня и скакал отсюда, роняя подковы по дороге, заколотил двери в Край изнутри, усилил защитное поле на двести процентов и пересидел все такие чудеса где-нибудь в тихом месте. А что вам подсказывает сердце?

Сердце подсказывало Махари, что Таэль прав.

— Надо всё-таки разобраться, — страдальчески высказал сыщик директиву поведения, с которой не был согласен весь его организм.

Спешившись, увязая ногами в мелком белом песке, Махари встал на колени и в несколько движений начертил на подвижной поверхности дюн триграмму. Пустынник, тоже покинув седло, стоял чуть поодаль, держа коней под уздцы.

У сыщика потемнело в глазах, когда он настроил триграмму на песчаный вихрь, и на несколько секунд заложило уши. На краткий миг ему показалось, что у него в груди не одно, а целых три сердца, выстукивающих основу для движения всего вокруг. В эту секунду настройки заклинаний в его голове мелькнула странная мысль, отчего-то заставившая его искренне, по-детски удивиться. Интересно, подумал он. И как я раньше не замечал, что всё вокруг постоянно колеблется и кружится в танце?..

— Махари-эфенди?

Сыщик вздрогнул. Таэль очень вовремя вернул его к реальности.
Махари провёл рукой над триграммой и прошептал первую фразу…

Чёрный смерч не ответил ни на первый, ни на второй, ни на девятый из вопросов, заданных сыщиком. Спрашивая снова и снова, сыщик помимо воли чувствовал, как холодеет. Тишина, которой реагировал вихрь песка, не была пустой и бессмысленной.

Когда он наконец понял, что именно ему не нравится, он автоматически транслировал через триграмму уничтожающее заклинание. Смерч только на миг подёрнулся рябью, слегка увеличиваясь в размере и придвигаясь ближе к людям.

Тишина внутри него была осмысленной.
И голодной.

— Он всё-таки реагирует, — тихо сказал Махари, поднимаясь с колен и не сводя с вихря глаз. — Только не отвечает. Таэль, он просто сжирает всю информацию, которая содержится в наших вопросах.

Столб песка качнулся и расплескался чёрной и густой маслянистой жидкостью по дюнам. Тёмное пятно не прекращало движения: оно рывками, будто в ритме какой-то неровной пульсации, меняло форму, неуклонно подбираясь ближе.

— Так это песок или нефть?! — вырвалось у сыщика.

— Это нечисть, эфенди, — со свойственным ему спокойным и слегка виноватым видом подсказал Таэль. Убеждённость в его голосе звучала несколько пугающе. — Её химический состав и агрегатное состояние не имеют значения.

Махари ничего не ответил. Он плохо себя чувствовал — видимо, перегрелся на солнце; иначе объяснить тот факт, что сыщик слышал тот ритм, под который двигалось чёрное пятно, он не мог. Хуже всего было то, что в ритме была какая-то мелодия — Махари на секунду показалось, что он может её различить, но наваждение ускользало.

Пятно дёрнулось ещё несколько раз и вздыбилось жуткими волдырями, извергая новую, неприятно бурлившую темноту, выплёскиваясь внутрь себя взгорбившимся песком и снова выбрасывая вверх чёрные фонтаны. Махари не мог отвести взгляда. Таэль схватил шефа за руку так, что сыщику стало больно; видимо, он каким-то чутьём понял, что именно происходило.

Когда в столбе бурлящего песка проступило белое, хищное, но без сомнения человеческое лицо, причины остановки чёрного пятна стали очевидными.

Оно просто меняло форму на более подходящую.

Существо встало на ноги, втягивая в свои одежды последние всплески чёрного песка, и посмотрело на сыщика и его помощника своим новым лицом. Если бы не некоторые детали, его можно было бы принять за какого-нибудь северянина; в тех местах встречались такие белолицые и светлоглазые типы с острыми чертами лица и чётко очерченными скулами. Только вот у всех жителей континента были подвижные заострённые уши, а у пришельца кончики ушей были странно скруглёнными — как будто он копировал статичный, смазанный образ, не особенно вглядываясь в детали подлинника. Обрамлявшие лицо длинные прямые волосы были того синевато-белого цвета, который был скорее характерен для подводных цветов, а не для живых людей. Ну и, если Махари не подводило зрение, выглядывавшие из длинных рукавов чёрного одеяния пришельца пальцы имели слишком длинные фаланги — почему-то только две, — и оканчивались слишком острыми и явно втяжными когтями.

Несколько секунд похожая на человека тварь смотрела на Таэля. Потом существо перевело взгляд на Махари. Пришелец слегка, едва заметно пошевелил пальцами. Само это движение выразило такой концентрат недовольства от прерванной охоты, что это было понятно и без перевода с языка жестов. В это практически неразличимое движение уместилось и то, что существо прекрасно распознало заговор уничтожения, прежде чем его поглотить.

— Бежим, — деревянным голосом констатировал Махари.

— У вас великий дар — вовремя давать оценку происходящему, эфенди, — смиренно сказал Таэль — и рванул к коням.

Сыщик чудом успел отшатнуться, когда из самого тела пришельца, из его плоти и чёрной одежды вырвался то ли длинный шип, то ли коготь, то ли лезвие. Острие только копнуло песок там, где только что стоял Махари. Бледное существо резко, по-птичьи склонило голову набок и выпустило несколько таких же жал — снова всего лишь взрыхливших дюны.

Махари стрелой вскочил в седло, боясь оборачиваться, и пришпорил коня, снова начав ощущать тот ритм, который померещился ему несколько минут назад — безжалостный, обманчиво неравномерный, чёткий, как тиканье шестерёнок в навигаторах. Когда он нашёл в себе силы обернуться через плечо, ему захотелось завыть: одетая в чёрное тварь медленно шла по их следам. Просто шла, не делая магических пассов, не потрясая оружием и не выкрикивая заклинаний: руки пришельца висели плетьми вдоль тела, шаг был нетороплив. И только беспрестанно мелькавшие, то вырываясь, то втягиваясь внутрь, жала, когти, острия, лезвия — мельтешили в завораживающем танце, размывая фигуру твари. Прощупывая пространство вокруг.

Невозможно, подумал Махари. Так не бывает. Если он вышел из чёрного смерча — как смерч ужался до размеров человека? Если он принял форму человека — как он может выпускать из мягкой плоти жёсткие острия, мгновенно выращивая и втягивая их вразрез с анатомией… и как они при этом могут быть такой длины? Как такое вообще может существовать? Или оно меняет не только форму и химический состав, но и плотность, и даже… количество вещества?! Или это даже не существо, а живая материя, бесконечно изменчивая и бесконечно способная менять собственный осязаемый объём из ничего? И, если так — из каких Нижних Приделов выплюнуло эту мерзость?!..

Как только ворота города и пробел в защитном поле захлопнулись, Таэль схватил шефа за плечи. Такого дикого взгляда у подчинённого Махари ещё никогда не видел.

— Я читал о нём, эфенди, — выпалил Таэль. — Я точно о нём читал. Мне просто надо вспомнить…

— Вспомнить? — оторопело переспросил Махари.

— Он идёт за нами, эфенди, — мягко сказал Таэль. — Я не думаю, что сейчас есть проблемы важнее. Мы можем отозвать всех сотрудников с расследований и связаться с канцлером, чтобы он объявил Час Тишины?

— Думаешь, всё так серьёзно? — помолчав, спросил сыщик.

Пустынник просто кивнул. Для Махари этого было достаточно.



Полы в кабинете резиденции канцлера были засыпаны мелким белым песком.

Все остальные помещения во дворце под двойным шпилем были вполне традиционными, с обычными полами из полированного гранита, но кабинет являлся исключением. По городу ходила мрачная байка о том, что песок был для того, чтобы впитывать кровь убитых в этом кабинете. Согласно местным легендам, такой кровавый песок использовался канцлером для особенно мощных заклинаний и поддержания целостности защитного поля.

Разумеется, легенды врали. Заклинать правитель просто не умел — единственным магическим даром канцлера было умение транслировать мысли. Человеческих жертв эта способность не требовала. Поле же поддерживалось за счёт природных источников. Более точную информацию по опровержению городских мифов канцлер не выдавал — а уточнять не рисковали даже в шутку, зная, что у любой мрачной самоиронии есть пределы.

Махари бывал в этом кабинете не раз и мог бы развеять по ветру ещё парочку легенд. Например, он знал, что песок в кабинете — это дань прописанной в регламенте правителей Края традиции («Надо быть ближе к пустыне, чтобы понять её, и не забывать о ней ни на секунду», — канцлер как-то раз сам это процитировал). Белая мантия канцлера тоже была вовсе не знаком траура или непорочности, а всего лишь форменной одеждой в цвет песчаных дюн вокруг Края. Ну а нехватку талантов к заклинательству канцлер искупал живым умом — и неожиданной для его подразумевающей тиранские замашки должности способностью находить компромиссы.

Ко всему прочему, канцлер и верховный сыщик Края были тёзками.

По сути, имя «Махари» в этой местности встречалось довольно часто. Но в конкретном случае Махари, правивший городом, относился к Махари-подчинённому, как к занятному подарку судьбы: то, что и законодательную, и исполнительную власть звали одинаково, в чём-то могло рассматриваться, как знак судьбы. То, что канцлер был старше сыщика лет на двадцать, не портило их неожиданно дружественных отношений.

Так или иначе, младший Махари предпочитал называть старшего «Ваша честь» даже тогда, когда пил с ним из одной бутылки.

— Ваша честь? — бросил сыщик, шагая через порог кабинета и моментально увязая в песке.

— Заходи и объясняй, — кратко сказал канцлер, отворачиваясь от окна.

Правитель Края, высокий, холодный, необычно рыжий для этой местности, постоянно одетый в никем не надеваемое кроме как на свадьбу и похороны белое, пожалуй, ни с кем, кроме сыщика да собственной жены, не позволял себе выглядеть человеком и изъясняться простыми словами, не помноженными на дипломатический сленг. Махари адресовал канцлеру вопросительный взгляд. Правитель кивнул, разрешая сыщику сесть.

— Можешь не вдаваться в подробности, — садясь за стол напротив Махари, вздохнул канцлер. — Просто скажи, насколько строгий нужен Час Тишины, когда его объявлять, и как долго он продлится.

Приятно иметь дело с улавливающим мысли человеком, подумал сыщик.

— Объявить лучше сейчас, чтобы до заката никто не покидал домов.

Канцлер вопросительно вскинул брови.

— Я правда не знаю, что именно приближается к городу, — проговорил Махари. — Но мне не хотелось бы разбираться с ним на полных народу улицах. Тем более что я не могу быть до конца уверенным в том, что это существо войдёт в город…

— Красивый расклад, — желчно усмехнулся канцлер.

— Ты же знаешь, что я обычно не паникую, — нервно улыбнулся в ответ сыщик.

Правитель Края приложил руку к виску и прикрыл глаза на несколько секунд.

— До заката? — негромко уточнил он.

Махари кивнул.

— Справитесь за это время? — отняв руку от виска, покосился на сыщика правитель.

— Провокационный вопрос, Ваша честь, — криво усмехнулся тот, поднимаясь со стула. Формулировка не оставляла возможности не справиться; правитель дал понять, что ждёт только положительного исхода… или положительного исхода, но чуть попозже.

— А ты как думал, — фыркнул канцлер.— Ну, и чт…

По устоявшейся традиции речей правителя Края никто и никогда не имел права прерывать. Махари подозревал, что твари, приникшей к окну, этого просто не объяснили.

Сыщик не ожидал того, что правитель почует опасность спиной. За мгновение до того, как в кабинет, разбивая стёкла, вонзились чёрные шипастые острия, тянувшиеся откуда-то из плеч парившего за окном существа, канцлер отшатнулся в сторону — и, нижние боги сохрани, даже на полном автоматизме умудрился швырнуть в тварь стулом.

— Это ты вовремя зашёл, — пробормотал канцлер, обращаясь не то к отпрянувшему существу, не то к сыщику.

Махари молча швырнул в тварь заклинанием. Создалось впечатление, что существо его просто поглотило — как, впрочем, и стул.

— У меня есть дивный выход через оружейную, — быстро сказал канцлер, хватая сыщика за рукав и таща за собой вон из кабинета.

Когда они выбегали в коридор, за их спинами трескалась рама: тварь, мимоходом пожирая куски стекла и обломки дерева, входила внутрь.

— Выход — куда? — запоздало спросил Махари.

— Один — на крышу, один — в подвалы, — скупо бросил канцлер, сворачивая за какой-то угол. Для человека его возраста, статуса и социального положения он удивительно хорошо бегал. — Боюсь, тебя мне придётся отправить на крышу…

Махари представил себе крышу резиденции.

— За что?! — вырвалось у него.

— Я не упомянул одну деталь, — останавливаясь на секунду, чтобы отпереть дверь в оружейную, отозвался канцлер. — Ход ведёт через третий этаж дворца, а дальше — на крышу соседнего здания. Оттуда ты прекрасно пробежишь по прямой через половину города.

— Спасибо, — с чувством выпалил Махари.

— Этикет — потом, — поморщился канцлер. — Так, шаг в сторону…

Сыщик без вопросов метнулся к стене оружейной. Правитель, опровергая слухи о собственной необходимости в охране, щедро швырнул в дверной проём какой-то ухваченный с одного из стендов длинный кинжал.

— Смотри-ка, и его съел, — констатировал канцлер. — Не хочу думать, чем ещё он питается… Да, Махари, твой ход начинается за щитом чуть левее.

— Удачи, Ваша честь, — тихо сказал сыщик.

— Пригодится, — отрывисто кивнул в ответ канцлер, хищно прижав уши и с интересом глядя куда-то в сторону выхода из оружейной.



Когда чьи-то руки ухватили Махари за шиворот и выволокли из потайного хода на крышу, сыщик уже был настолько на взводе, что не удивился бы, если бы его прямо здесь и сейчас начали поедать. Свою жизнь он уже был морально готов продать если не задорого, то с последствиями для отнявшего её, и…

— Эфенди? — обеспокоенно спросил потенциальный поедатель. — Это существо уже в городе, вы его видели?!

— А ты что тут забыл?! — не нашёл реплики лучше сыщик.

— Вообще-то, меня оповестил Его честь, эфенди, — смиренно признал Таэль. — Мне пришла его мысль о том, что надо бежать сюда и ждать вас…

Махари сделал зарубку в памяти: когда всё закончится, выкупить у караванщиков ящик любимого вина канцлера.

— Больше он ничего не передавал? — вслух спросил сыщик.

— Что существо, из-за которого вы просили объявить Час Тишины, уже в городе, однако до него добраться не смогло, эфенди, — отрапортовал Таэль, нервно озираясь. Стоя на крыше, пустынник явно чувствовал себя немного неуютно. — И что у нас с вами есть полный доступ к городскому архиву и полномочия на уничтожения. По словам Его чести, это может пригодится.

Два ящика вина, подумал Махари. Или даже три. На сколько хватит жалования.

— Ты говоришь, что читал об этой твари, — припомнил сыщик. — Не можешь сказать точнее?..

Таэль издал какой-то странный звук и чуть не свалился с конька крыши. Махари сомневался, что это была реакция на просьбу воскресить познания.

— Архив через три дома отсюда, — выпалил пустынник.

Махари принял решение ничего не отвечать. Потому что ему было достаточно видеть накрывшую крышу и стремительно уменьшавшуюся четырёхкрылую тень. Способных летать существ с двойной парой крыльев, тем более — такого размера, в пустыне не существовало.

Крылья, как выяснилось, быль чёрными, чешуйчатыми и с острым краем. Цепляясь за какую-то очередную крышу, сыщик успел увидеть, что в этих крыльях не было костей и перепонок — только прожилки, как в крыльях бабочек. Их тёмный край срезал часть рукава с рубашки Таэля так легко, будто ткань вообще не имела плотности.

— Мы хоть что-нибудь можем этому противопоставить?! — на бегу взвыл сыщик, скользя по черепице крыши какого-то заброшенного здания.

Пустынник так резко остановился, что Махари чуть не оступился. Развернулся. Задумчиво посмотрел на начальство, будто раздумывая, стоит ли говорить…

— Простите меня, если сможете, эфенди, — с чувством произнёс Таэль, швыряя в обветшалую крышу заклинание, сгребая сыщика в охапку и увлекая за собой.

Махари запоздало хотел спросить, за что прощать, когда понял, что падает.



Амулеты, срабатывавшие «на удар» при приближении опасности, превратились в пыль, окончательно изгваздавшую красный платок на шее у Махари, но уберегли сыщика от перелома хребта и размозжённого черепа. Дыра в проломленной крыше маячила где-то наверху, и через неё был виден кусочек бесконечно синего неба. Судя по ощущениям, сыщики свалились на какой-то незамедлительно сломавшийся стол — что, впрочем, было почти комфортно по сравнению с перспективой быть разорванным на неровные куски неизвестной тварью. Несколько ухудшал ситуацию лежавший на сыщике мёртвым грузом пустынник, который вроде бы дышал. Но менее тяжёлым это его не делало.

— За что тебя прощать? — помолчав, задавленным полушёпотом проскрежетал Махари.

Тело Таэля чуть шевельнулось. Живой, с удовлетворением подумал сыщик.

— Автоматические амулеты — только на вас, эфенди, — очень тихо шепнул ему на ухо помощник. — Мне пришлось падать сверху. Времени предупреждать не было.

Махари несколько секунд помолчал.

— Но ты же знал, что здесь не склад торчащего остриями вверх оружия, правда? — спросил сыщик, чувствуя неуместное желание ядовито пошутить.

— Не знал, эфенди, — еле слышно отозвался Таэль. — Потому и просил прощения сразу.

Сыщик несколько раз моргнул, решая про себя, злится ли он на подчинённого. По всему выходило, что должен бы, но…

При падении Таэль поджал руки и ноги, закрываясь шефом, чтобы не переломать кости, и теперь казалось, что он свернулся калачиком на груди у Махари. Поза при габаритах Таэля была настолько по-детски беззащитной, а то, как честно пустынник признавал, что рискнул начальством — настолько откровенным, что злиться не получалось.

— Ничего себе не отшиб? — наконец спросил Махари.

— Я в порядке, эфенди, — отозвался Таэль, чуть отстраняясь и давая начальству встать. Сыщик про себя хмыкнул, отметив, что даже в едва различимом шёпоте подчинённого было слышно, как сожаление о необдуманном поступке сменилось облегчением. — Думаю, можно потихоньку выйти через подвалы: это не привлечёт внимания снаружи. Местные подземные ходы имеют небольшую перемычку с акведуком напротив архива…

— Откуда информация? — насторожился сыщик.

Таэль устало усмехнулся и постучал себя пальцем по виску. Ну конечно. Единственный дар канцлера…

— Я помню, что встречал упоминания об этом существе, эфенди, — негромко сказал пустынник. В скудном свете, лившемся из проломленной крыши, было видно, как блестят его глаза. — Там, где есть его описание, есть и описание его поведения и слабых мест. Нам надо только ещё немного времени.

Отчего-то Махари не понравилось, как его помощник произнёс последнюю фразу. Ещё меньше ему понравилось, когда пустынник взял его за плечи и посмотрел, как на непризнанного героя: «герой», как понятие в системе восприятия сыщика, не без причин было тождественно понятию красиво погибшего…

— Отвлеките это существо, эфенди, — взмолился Таэль, встряхивая шефа так, что у того клацнули зубы. — Вы же видите — вы ему любопытны, он не переключает внимание ни на что другое! Он шёл за вами до города, он даже не пошёл за Его честью, а сразу отправился на ваши поиски…

— А вы с канцлером, пока я буду убегать от этой дряни, полистаете древние подшивки газет, — язвительно предположил Махари.

— Хотя бы на несколько минут! — Пустынник снова выразительно тряхнул шефом. Видимо, в его случае так выражалась крайняя степень мольбы. — Я его не заинтересую — скорее всего, он меня поглотит, как все заклинания, которыми мы атаковали, и даже не заметит! Мне нужно будет пройти от выхода из акведука к дверям архива, а там нет подземных путей…

— Несколько минут, — процедил Махари. — А потом я замуруюсь в Управлении, и делайте, что хотите.

Пустынник порывисто поцеловал шефа в лоб. Как любимого покойника.
И извинялся за это всю дорогу до выхода через акведук.



Пришелец менял форму так, как ему заблагорассудится, оставляя стабильной только основу: бледное человеческое лицо, тощая фигура, чёрные одежды. Он выпускал когти неимоверной длины. Он расцветал шипастыми цветами. Он нырял в тени, растворяясь там, чтобы снова появиться — уже с другим набором лезвий, крыльев, клыков и жал.

Когда Махари наконец смог скрыться за намертво заговорённой дверью Управления, пришелец был на странной переходной стадии — от человека с восемью острыми лапами к человеку с растущей из него гроздью чёрных волчьих голов. Сыщика несколько пугало зрелище такого количества независимо друг от друга моргавших, налитых кровью глаз, торчащих из, в общем-то, вполне антропоморфной фигуры.

— Знал бы ты, как мы рады тебя видеть, — серьёзно сказал сидевший посреди его кабинета канцлер.

Сил удивляться тому, как и когда правитель Края успел пробраться в Управление, у сыщика не было, поэтому он просто кивнул и спросил:

— Почему в здании больше никого нет?

— Решили не рисковать людьми, — пожал плечами канцлер. — Если нам пока нечего противопоставить противнику, нет смысла бросать ему лишние жертвы.

— Они не лишние жертвы, а боевые офицеры, — фыркнул Махари, устало прислоняясь к стене. Мысль о том, как могли среагировать «боевые офицеры» на вошедшего в Управление и напрямую шарахнувшего их мысленным приказом расходиться по домам правителя Края, его почти развеселила. — Информация есть?

— Немного, эфенди, но вам будет интересно, — подал голос сидевший рядом с канцлером (и, по-видимому, не ощущавший при этом благоговения или дискомфорта) Таэль. — Смею предположить, что нас посетил страж земель Фаа.

Махари непонимающе приподнял брови.

— Красивая легенда, тебе понравится, — хмыкнул канцлер.

— Поддерживаю, Ваша честь, — кивнул пустынник. — Дело в том, эфенди, что, согласно определённым источникам, несколько столетий назад где-то в пустыне существовали земли Фаа — довольно процветающее автономное государство, которое исчезло буквально в один день.

— Совсем исчезло? — уточнил Махари.

— По этому вопросу однозначного мнения нет, — сказал Таэль. — Дело в том, что в землях Фаа люди были одержимы тягой познания. Они тянулись к любому опыту, любым данным, читали запретные заклинания, изменяли разум и тело, чтобы постичь больше… и в конце концов их правитель, прозрев и поняв, как нечеловечески далеко они зашли, поклялся остановить своих подданных и начать всё сначала — потому что ни одному человеку не позволено знать так много, как знал среднестатистический житель земель Фаа. Я не вполне понял, эфенди, но в нескольких книгах сказано, что знания были так причудливы и преступны, что в землях Фаа не осталось нормальных людей в здравом уме и предусмотренном богами теле.

— И правитель стёр государство с лица земли? — предположил сыщик.

— Лучше, Махари, — усмехнулся канцлер. — Правитель тоже много знал.

— Легенды гласят, что правитель земель Фаа отказался от статуса человека, — продолжал мысль Таэль, — и, чтобы остановить безумие подданных и при этом сохранить накопленные ими познания, поглотил свой народ.

На секунду в кабинете повисла тишина.

— Это не метафора, — протянул канцлер, безразлично глядя куда-то сквозь Махари. — Он их просто всех съел. И впитал информацию. Так правитель стал стражем земель Фаа, которые тоже изменились под влиянием их обитателей — он всех истребил и запер земли в какой-то параллельной реальности, чтобы никто не пострадал от таких… познавательных пейзажей. Красиво, я предупреждал.

— Да уж, — выдавил сыщик. — Кто-то вроде обещал не пугать меня перспективами, а найти способ противостоять этой дряни — или я ошибся в расчётах?..

— Мне очень нравится этот абзац, — игнорируя мрачный настрой шефа, высказался Таэль, глядя в какую-то книгу. — Тут на старом диалекте, но, если переводить вольно…

— Там сказано, что у стража земель Фаа три сердца, под стук которых танцует сущее, — заглянув пустыннику через плечо, процитировал канцлер.

— И одет он в песчаный шторм. Пока сходится, эфенди.

— В его груди прячутся скорпионы и взращены ядовитые змеи.

— Растут в его костях, Ваша честь.

— Ну да. Я перевожу очень примерно.

— Позвольте восхититься и признать, что специалисты по этому диалекту…

— Что это за звук? — перебил начавшийся было лингвистический диспут Махари.

Из-за двери, ведущей из кабинета в приёмную для горожан, слышны были какие-то неразборчивые всхлипы и бормотание.

— Посетительница, эфенди, — потупился Таэль. — Она просила её спрятать, и мы посадили её в приёмной…

Сыщик быстрым шагом пересёк кабинет и рывком распахнул дверь.

На стуле сидела растрёпанная горожанка в тёмных одеждах. Она качалась из стороны в сторону, однозначно не замечая ничего вокруг, и непрерывно говорила.

— …он только выглядит, как человек, — нараспев, срываясь в шёпот, бормотала женщина, раскачиваясь на стуле. — У него три сердца с разным ритмом, и он пляшет под их удары. Под одеждами из чёрного песка спрятаны кусачие твари, растущие из его костей и сочащиеся его ядом. Через него пророс куст синего шиповника, пока он смотрел чьи-то сны — и до сих пор на его груди расцветают цветы…

— Она читала те же источники, что и мы с вами, эфенди, — оценил обстановку Таэль, прислушавшись к содержанию литании посетительницы.

— Народные сказки нельзя считать запрещённой литературой, — подал голос канцлер. — Судя по всему, предыдущие восемь посетителей, которых мы не впустили, тоже внезапно освежили в памяти фольклор окрестностей Края.

— Чтоб вас всех, — с чувством сказал сыщик, захлопывая дверь в приемную.

— Не горячитесь, эфенди, — примирительно сказал Таэль, приобнимая начальство за плечи. — Вам нужна светлая голова, чтобы воспринять практическую сторону полученной информации.

— Ах, там ещё и практическая сторона есть? — язвительно процедил Махари, не пытаясь, впрочем, высвободиться из дружелюбного захвата пустынника. С их разницей в росте это было обречено на провал: со стороны казалось, что Таэль просто взял шефа под мышку.

— Мы теперь точно знаем, что это морфологически нестабильная сущность, — тоном заправского знахаря изрёк помощник сыщика.

— Как будто раньше это было не заметно!

— …из чего следует, что, если планировать физическое воздействие, удар стоит ставить по собственно способности изменяться, — невозмутимо продолжал Таэль. — Условий, в которых эта сущность не сможет выжить посредством адаптации, мы предложить не можем. Значит, остаётся психологический аспект воздействия.

Махари воззрился на подчинённого так, как будто это в нём, а не в легендарной твари, были спрятаны скорпионы и взращены змеи.

— Да, вам это не понравится, эфенди, — заметив взгляд начальства, признал Таэль.

— Добивай.

— Я подразумевал переговоры.

Сыщик моргнул.

— Переговоры с тобой, Махари, — добавил канцлер из-за его спины. — Потому что, поверь чтецу мыслей, он больше ни с кем не заговорит.

— Вам-то откуда знать? — спросил сыщик, с поднимающимся в душе ужасом понимания глядя на правителя.

— Я попробовал, — сухо отозвался канцлер.

Махари обругал себя за то, что только теперь понял, что на правителе Края нет мантии. Сам факт был настолько диким относительно общепринятой нормы, что неудивительно, как сыщик умудрялся несколько минут кряду просто не замечать очевидного. Мантия скомканным клубком лежала в углу кабинета, заляпанная пятнами крови и чего-то чёрного. Из-под белой рубашки канцлера были видны отчасти пропитавшиеся бурым бинты.

— И какой у нас план? — не своим голосом спросил сыщик, найдя в себе моральные силы посмотреть начальству в глаза.

Махари-правитель посмотрел на Махари-сыщика, слегка приподняв брови, потом перевёл немигающий взгляд на выжидающе созерцавшего пол Таэля.

— Надо чаще подвергаться опасности, — удовлетворённо заключил он. — Причём лучше бы по вашей вине. Вы сразу перестаёте даже пытаться спорить.

{продолжение в комментах}