ШЁПОТ
сентябрь — ноябрь 1817
сентябрь — ноябрь 1817
Часть третья.Он что-то прошептал в огонь лучины, которой запалил фитили свечей, и бросил её на перекрестье начерченных в соли линий. Полыхнуло, притом куда ярче, чем это могла бы сделать обычная соль; пламя взвилось к потолку, ясное и синее, как рассветный небосвод, и Чилдермасс невольно отшатнулся, прикрывая глаза рукой.
— Если мы вызовем демона, — сказал мистер Сегундус удивившим его самого равнодушным тоном, — то я официально заявляю, что на мою душу можно купить очень мало.
Смех Чилдермасса смешался с гулом огня, который не давал ни копоти, ни жара. Пламя опало и угасло так же резко, как и вспыхнуло, и вместе с ним погасли и обе свечи. Мистер Сегундус видел, как догорают последние оставшиеся от колоды Чилдермасса карты и как тлеет что-то в центре оставшейся на блюде горки почерневшей соли.
— Оставьте душу себе, — скривился в подобии улыбки Чилдермасс, с голодным выражением на лице склоняясь над дымившимся блюдом. — И возьмите мою на хранение. На всякий случай. Я слишком хорошо помню, сэр, как вы хохочете, когда у вас получаются сложные заклинания — так что прошу простить, если я сейчас последую вашему опыту.
Мистер Сегундус не стал тратить времени на расспросы и ожидание, метнувшись к столу и вперивая взгляд в то, что теперь лежало на блюде. Сперва ему показалось, что это была книга — потемневшая от времени, потёртая и обтрепавшаяся.
— Это ваша колода, — констатировал он, глядя на то, как от карт поднимается сизый дымок. — Что за заклинание вы использовали?
В краткой версии ответ Чилдермасса можно было бы сформулировать, как: «О возвращении утерянного во сне». То, что он сказал в более полной форме, никоим образом нельзя передать в печатном виде, поскольку Чилдермасс отвечал откровенно и под влиянием момента, рассказав мистеру Сегундусу, при каких обстоятельствах и в под воздействием каких манипуляций он мог бы точно знать, что и как он, чёрт подери, только что сделал11. Мистер Сегундус, справившись с изумлением и выслушав заверения Чилдермасса в том, что никакие из его, Чилдермасса, высказываний не были направлены на оскорбление его, мистера Сегундуса, чувств, признал, что магия Короля-Ворона, вне всякого сомнения, носила крайне специфический характер.
___________________________
11Джон Чилдермасс до своей службы у мистера Норрелла успел испытать на себе несколько профессий, считая профессию вора-карманника, и найти небезынтересным общение со слоями общества, преобладающими в городских портовых кварталах, что оказало достаточно сильное влияние на его словарный запас. По счастию, мистер Чилдермасс прибегал к данным лингвистическим познаниям очень редко и исключительно в крайних случаях.
___________________________
Чилдермасс перетасовал колоду и досадливо цокнул языком.
— Что-то не так? — насторожился мистер Сегундус.
— Не хватает двух карт, — признался Чилдермасс, кивая на оставшиеся на блюде хлопья пепла. — Заклинание вернуло только то, что действительно забрали сны.
— И, тем не менее, — запальчиво воскликнул мистер Сегундус, — вы правильно поняли его суть!
Чилдермасс насмешливо приподнял одну бровь:
— Не вас ли недавно пугала сама мысль о том, чтобы познать написанное в Книге?..
Ответный укоризненный взгляд мистера Сегундуса, казалось, развеселил его ещё больше. Чилдермасс смахнул пепел и прогоревшую соль на центр блюда и уже собирался отнести их на кухню, но мистер Сегундус его остановил.
— Вы забываете, что в этом доме вы гость, — поджав губы, осуждающе сказал мистер Сегундус. — Я настаиваю на том, чтобы вы остались ещё на несколько дней. Вам требуется отдых и покой.
Чилдермасс, ухмыльнувшись, отвечал, что в таком случае его следовало всё ещё относить к категории пациентов.
— Как вам будет больше угодно, — желчно признал мистер Сегундус. — Однако, у меня к вам остался ещё один вопрос…
Во взгляде Чилдермасса читалось неприкрытое сомнение в том, что вопрос был всего один. Мистер Сегундус предпочёл этого не заметить.
— Знак, вырезанный на вашей руке, — серьёзно сказал мистер Сегундус, увлекая своего гостя и пациента за собой, в сторону столовой, — вы говорили, что это тоже язык Короля… Вы знаете, что он означает?
— Не имею ни малейшего представления, — с безразличной откровенностью ответствовал Чилдермасс. И, когда мистер Сегундус уже готовился возмутиться такому пренебрежению полученными знаниями, спросил: — А вы?
Если бы мистер Сегундус тогда отвечал с той же честностью, он мог бы сказать, что лично для него смысл, заключённый в знаке, не имел ни малейшего значения. Загвоздка была в том, что единственной причиной, по которой отдельно взятый символ языка Короля не оставлял его равнодушным, было то, на ком именно он был вырезан. Признаваться в подобных вещах, тем более — до завтрака, мистер Сегундус был не приучен. Даже если признаваться приходилось самому себе.
Ночью тридцать первого октября мистер Сегундус проснулся, ради разнообразия, не от шепчущих снов, а от стука в окно. Сперва он решил, что ему это приснилось: спальни в Старкроссе находились на втором этаже, и перед окном мистера Сегундуса не рос ни плющ, ни деревья, с которых можно было бы дотянуться. Но в стекло снова что-то стукнуло, и недоумевающий волшебник вынужден был выбраться из постели и посмотреть, в чём дело.
Ночь стояла ясная и холодная, и мистер Сегундус чувствовал себя замёрзшим и беспомощным, когда спешил к окну, кутаясь в халат. Ветер ринулся в распахнутые ставни, гася свечу, которую мистер Сегундус держал в руке, и единственным источником света стали звёзды и луна — уже не полная, но всё ещё яркая на стылом осеннем небосводе. В её серебристом свете можно было различить, что под окном в саду кто-то стоял, чья-то тёмная фигура, слишком гротескная и странная, чтобы быть человеческой. Мистер Сегундус спросонья насчитал у неё шесть ног и уже начал сомневаться, не продолжает ли он грезить, когда часть фигуры шевельнулась и шумно фыркнула. Только тогда он наконец различил, что в саду стоял человек, державший под уздцы лошадь.
— Спускайтесь, — негромко сказал из теней узнаваемый, хриплый голос Чилдермасса. — Мне нужно вам кое-что показать.
Когда мистер Сегундус, смешавшись, начал говорить что-то об ответственности перед пациентами, неожиданности визита и времени на сборы, тень Чилдермасса только отмахнулась.
— Я умею ждать, — просто сказал он. — Спускайтесь. Только оденьтесь потеплее.
Мистер Сегундус не желал никого беспокоить, оттого сборы несколько затянулись: он всё боялся разбудить живущих с ним под одной крышей людей. Наконец, он тихонько вышел из дома, притворив за собой дверь, и направился в сад. Чилдермасс не терял времени в праздном ожидании, и к моменту, когда уже окончательно проснувшийся и сбитый с толку мистер Сегундус встретил его, он успел вывести из конюшни вторую лошадь. Это была кобыла серой масти по прозвищу Мышка, на которой мистер Сегундус иногда выезжал прогуляться по округе. Мышка была осёдлана и стояла смирно, но косилась на Чилдермасса с тем же подозрением, что и мистер Сегундус. Чилдермасса, впрочем, ни тот, ни другой взгляд совершенно не трогали.
— Что случилось? — шёпотом спросил мистер Сегундус.
— Езжайте за мной, — в тон ему ответил Чилдермасс. — Вы должны это видеть.
Мистер Сегундус очень хотел возмутиться, однако любопытство взяло верх. Мышка, прядая ушами, рысила вслед за чёрным конём Чилдермасса, и мистеру Сегундусу даже не приходилось её направлять. Побитая ночными холодами трава серым ковром стелилась под ногами, и ясное небо над головой казалось ближе, чем было на самом деле. Мистеру Сегундусу очень хотелось расспросить своего спутника обо всём, что с ним случилось с их последней встречи. Перевёл ли он хоть одну главу из книги Джона Аскгласса? Восстановил ли недостававшие карты в колоде? В каких новых уголках Страны Фей побывал?.. Мистер Сегундус с тоской вздохнул, понимая, что, раз не решался всё это время даже написать Чилдермассу, то уж точно не позволит себе пуститься в расспросы — тем более, что, судя по серьёзности, с которой держался его спутник, они собрались по какому-то важному делу.
Они спустились в низину, затянутую густым, как во снах мистера Сегундуса, туманом. Здесь свет звёзд и луны, причудливо терявшийся в дымке, рисовал в воздухе призрачные пейзажи, красотой ничем не уступавшие видам волшебной страны — хотя мистер Сегундус мог поручиться, что они были на порядок менее опасны.
Чилдермасс остановил своего коня и обернулся к мистеру Сегундусу. Его глаза горели, отражая лунный свет.
— Я понимаю, что у вас накопилось множество вопросов, — сказал он. Слова срывались с его губ вместе с белыми облачками пара, мешавшегося с туманом. — Но сейчас я прошу вас ни о чём не говорить и просто довериться мне.
Мистер Сегундус сам не ожидал вырвавшегося у него смешка.
— Чилдермасс, — сказал он, — мы с вами однажды убили фейри, питавшегося детьми. Мы творили заклинание из книги Короля. Мы прошли через лес, полный костей, и вернулись живыми. Вы же Луна, вы видите будущее — так неужели вы до сих пор думаете, что всё это было бы возможно, не доверяй я вам?
Чилдермасс сидел в седле смирно стоявшего коня, не двигаясь, и смотрел на мистера Сегундуса без всякого выражения во взгляде, так, будто видел его в первый раз. Казалось, он что-то хотел сказать, но мистер Сегундус при всём желании не мог себе представить, что именно. Тишина между ними была вязкой, как чёрные воды озера у костяного леса, и никто из них не решался её нарушать.
А потом в сизом тумане появился синий огонёк. За ним зажёгся второй, третий, десятый, и вскоре вся низина была залита их призрачным светом.
— Не бойтесь их, — тихо сказал Чилдермасс. — В эту ночь они всего лишь наши проводники и путеводные огни.
— Путеводные огни? — изумлённо приподнял брови мистер Сегундус, с опаской косясь на крошечный огонёк одной из болотных фей, пролетавший особенно близко.
— Им тоже любопытно, — мягко ответил Чилдермасс. — Вы же помните, какой сегодня день?
— Канун Дня всех святых, — безразлично пожал плечами мистер Сегундус, продолжая следить за феей взглядом; синий огонёк в тот момент пытался устроиться на кончике уха его кобылы.
— Самайн, — поправил его Чилдермасс. — Вы хорошо держитесь в седле, мистер Сегундус?
Мистер Сегундус отвечал, что до сей поры ему не приходилось проверять свои таланты жокея в скачках, однако он считал свою подготовку достаточной для того, чтобы выдержать галоп столько, сколько потребуется. Фея, устроившаяся между ушей Мышки, задумчиво мерцала переливами синего, подсвечивая лицо мистера Сегундуса таким образом, что оно казалось бледнее и моложе, чего сам мистер Сегундус заметить никак не мог. Чилдермасс криво улыбнулся, глядя на него.
Между ними, словно соткавшись из тумана, молчаливо пролетел ворон, и кобыла мистера Сегундуса отпрянула назад, стряхивая фею, которая тут же зависла в воздухе рядом. Этот ворон словно был сигналом: внезапно поднявшийся ветер согнал туман, завывая в низине, и всё пространство вокруг волшебников наполнилось хлопаньем перьев, за которым угадывался дробный стук копыт и храп коней.
— Ночь Самайна, — крикнул Чилдермасс, пытаясь перекричать нараставший шум, — это ночь, когда по небу скачет Дикая охота! Вы когда-нибудь скакали по небу, мистер Сегундус?!..
Его голос потонул в грохоте копыт. Всадники появились прямо из воздуха — или из-под одного из холмов, мистер Сегундус не мог точно сказать. Вспугнутые ими феи разлетелись врассыпную только затем, чтобы ринуться им вослед. Все всадники ехали на чёрных конях, и рядом с ними бежала свора чёрных псов, ни один из которых не выл и не лаял. Всадники были бледны и черноволосы, и глаза их горели лунным светом, как могут гореть глаза кошек и волков. Мистеру Сегундусу показалось, что он уже где-то встречал того, кто ехал первым: высокого темноглазого мужчину с длинными чёрными волосами, прижатыми серебряным венцом, одетого в плащ из вороньих перьев…
Он увидел, как Чилдермасс снял шляпу и склонил голову, встретясь взглядом с венценосным всадником, и последовал примеру своего спутника. Король окинул свою свиту коротким и, как показалось мистеру Сегундусу, насмешливым взглядом. Словно убедившись, что ждать больше некого, с громким, почти безумным кличем он послал своего коня в галоп. Молчаливые псы и огнеглазые всадники ринулись за ним, быстрее чем ветер и тише, чем дыхание смерти.
— За ними! — прокричал Чилдермасс, отшвырнув свою шляпу куда-то за спину и пришпоривая коня.
Мистеру Сегундусу доводилось скакать галопом при самых разных обстоятельствах, но ещё никогда он не гнался за ветром и туманом. Стая холодных огней летела рядом, и ему не требовалось подгонять лошадь, которой, казалось, тоже овладел азарт этой вечной, как небо, погони.
— Не отставайте! — через плечо крикнул ему Чилдермасс. Ветер развязал узел, стягивавший его волосы на затылке, и теперь чародей выглядел таким же бледным, диким, свободным духом, как и остальные всадники, и мистер Сегундус смутился того, что невольно залюбовался им.
Копыта лошади внезапно перестали стучать по земле, и в ушах мистера Сегундуса теперь звенел только ветер и его собственный смех, хотя он и не помнил, когда начал смеяться. Туман стелился внизу, как причудливая дорога, усеянная синими сполохами чуждых этому миру огней. Луна теперь казалась ближе и ярче, будто чей-то безмолвный лик, и мистеру Сегундусу мнилось, что она не стоит на месте, а летит вслед за ними в этой безумной скачке.
Венценосный всадник впереди воздел руку, и ночной вихрь наполнился звуками, похожими на печальные вздохи. У мистера Сегундуса сжалось сердце от невыразимой тоски, которая была в них; что бы это ни было, оно было исполнено грусти по тому, что никогда не сбудется — и тому, что было слишком мимолётно, чтобы оставить чёткое воспоминание. Это была странная, сладкая печаль обо всём, что чересчур прекрасно для того, чтобы быть вечным, песнь любви к уходящим мгновениям, и мистеру Сегундусу показалось, что он может разобрать слова. Он обернулся на Чилдермасса; тот скакал рядом, окутанный туманом, и его длинные волосы трепал ветер. Невидящий взгляд чародея был устремлён вперёд, во тьму за спиной всадников, а губы его шевелились.
— Печальна смутная наша страна, как белый туман болот… — донёс ветер до мистера Сегундуса голос Чилдермасса, и волшебнику стало понятно, что это была за песня.
— …как ветром гонимые клочья дождя, — хором с остальными всадниками прошептал мистер Сегундус, глядя на шлейф усеянной звёздами тьмы впереди, — когда Ворон-король грядет…
Кавалькада всадников мчалась над туманами в окружении нездешних огней и теней гончих псов, и баллада о Короле на чёрных крыльях неслась за ними следом.
Дни пройдут, и пройдут года,
Меня вспоминайте, молю,
Над диким полем в мерцании звезд,
Летящего вслед Королю…
Они сошли с волшебной тропы у перекрёстка неподалёку от Старкросса, совершенно не в той стороне, где начали путь. Чёрные всадники и их молчаливая свора не остановились — но кто-то из скакавших впереди подул в рог, и этот прощальный звук был чистым и холодным, как вода в ручье. Чилдермасс остановил коня и спешился, переводя дух; мистер Сегундус последовал его примеру. Ни один из них не произнёс ни слова. Вокруг таяли синие отсветы огней, летевших за всадниками, и их свет мешался с серебристым светом луны, скользившим бликами по упряжи лошадей и капелькам тумана, осевшего на одежде. Запыхавшийся и пьяный от скачки, растрёпанный всеми ветрами Джон Сегундус чувствовал себя необычайно молодым и до крайности глупым. Все годы, что он потратил на изучение магии, были столь ничтожны по сравнению с каждой секундой этой ясной ночи, что ему хотелось одновременно смеяться и плакать, совсем как в тот день, когда его заклятие подчинило фейри. Ни одна книга не могла бы дать ему правильных слов для того, чтобы описать всё, что он чувствовал.
Поэтому мистер Сегундус, обернувшись к спутнику, всего мгновение колебался, прежде чем поцеловать его.
Казалось, эта внезапная порывистость застала врасплох их обоих. Джон Сегундус не помнил, когда в последний раз действовал так — открыто и никого не опасаясь. Он почти был готов испугаться, отпрянуть и принести свои извинения, но это замешательство длилось не дольше вздоха. Чилдермасс целовал его в ответ так, как мистер Сегундус не позволял себе никогда, и в сравнении все его почти забытые юношеские выходки казались невинными в своей неуклюжести. Часть призрачных синих огней запуталась в растрепавшихся волосах чёрного чародея, и мистер Сегундус спугнул эти сполохи, когда его руки скользнули вверх по плечам Чилдермасса, обнимая его. То, что начиналось, как бездумный порыв, теперь длилось и длилось в восхитительной неторопливости каждого прикосновения. В этом словно застывшем на месте предрассветном часе не было места ни стыду, ни лукавству; здесь и сейчас всё было истиной, которую не было причин осуждать.
Они разомкнули объятия на полувздохе и ещё несколько секунд просто стояли рядом, дыша этой истиной, делая её частью себя. В тёмных глазах Чилдермасса падали и гасли звёзды.
— Я вернусь со снегом, — тихо сказал он вместо прощания.
Мистер Сегундус ещё некоторое время смотрел ему вслед — чёрный силуэт всадника виднелся в рассветном тумане, как башня маяка, — а потом направился в сторону Старкросса. Всю дорогу он проделал в полном одиночестве и необычайном спокойствии.
Зима в том году обещала быть поздней, однако мистер Сегундус не прислушивался к этим прогнозам. Точно так же он не пытался больше избегать своих снов или управлять ими; явь и грёзы в какой-то момент перестали для него иметь какие-либо принципиальные различия. Днём за окнами Старкросса выли осенние ветры, а ночью он всё яснее видел выступавший из тумана абрис то ли башни, то ли векового дерева. Мистер Гордон перестал спать стоя и готовился к отъезду домой. В середине ноября в гости к мистеру Сегундусу приезжали мистер Хонифут с супругой, и оба были крайне изумлены метаморфозами в поведении волшебника. Мистер Сегундус пребывал в странном состоянии покоя, ранее совершенно нехарактерного для его склонной к явным проявлениям восторга и огорчения натуре. Миссис Хонифут списывала это на течение времени и была даже рада видеть, что мистер Сегундус наконец остепенился, однако же мистера Хонифута это насторожило.
— Помилуйте, друг мой, — горячо зашептал он, когда они остались наедине, — не стали ли вы сами жертвой колдовства? Я видел бледную юную леди, прогуливающуюся по первому этажу, и она выглядела столь же равнодушной ко всему, как и вы…
— Это мисс Макинтайр, она прибыла к нам три дня назад, — ответствовал мистер Сегундус. — Ей выдалось заблудиться в волшебной стране и танцевать с Благим Двором, так что у неё уйдёт некоторое время на то, чтобы снова начать воспринимать человеческий мир всерьёз. И вы неправы, мистер Хонифут, я вовсе не равнодушен.
— Как же иначе назвать ваше состояние? — воскликнул мистер Хонифут.
Мистер Сегундус надолго задумался.
— Я жду, — наконец сказал он.
Снег выпал двадцать девятого ноября, и это была не робкая, едва заметная пороша, а вихрь первой метели наступающей зимы. Мистер Сегундус сидел за столом, глядя на танец белых хлопьев за окном, и не мог понять, что чувствовал. Через некоторое время он пришёл к выводу, что ему стоило бы испытывать волнение. Мистер Сегундус отложил свою рукопись на край стола, отчасти недоумевая, почему его странное спокойствие никуда не делось, и только когда внизу хлопнула дверь, понял, что всё это время это не было спокойствием.
Это было уверенностью.
Пахнущий снегом и туманом, чёрный и бледный, как воины Дини Ши, Чилдермасс мог бы быть похож на ворвавшийся в дом порыв свежего ветра, если бы не умел так резко останавливаться. Он застыл на пороге кабинета мистера Сегундуса, словно сказочный вампир, ожидающий приглашения, и талый снег капал с полей его шляпы на доски пола, мешаясь с дорожной грязью. Мистер Сегундус смотрел на него и думал о том, что ещё никогда и никого в своей жизни так не ждал. Он мог бы сказать, что рад, что Чилдермасс сдержал своё слово, или пуститься в расспросы о том, где волшебник успел побывать и какие новые чудеса он видел, или разузнать, не появились ли новые страницы в книге Джона Аскгласса. Но мистер Сегундус молчал, потому что слов для описания скачки за Королём у него по-прежнему не было, а этот момент был ничем её не хуже.
Чилдермасс чуть приподнял бровь, вопросительно глядя на мистера Сегундуса. Мистер Сегундус едва заметно кивнул, и Чилдермасс наконец переступил порог. Он ещё только набирал воздух в грудь, чтобы что-то сказать, когда мистер Сегундус резко поднял руку, делая какой-то очень лаконичный и плавный жест, словно чертя что-то пальцами на воздухе. Чилдермасс невольно начал улыбаться, когда, повинуясь этому жесту, дверь за его спиной захлопнулась, а невидимый ключ повернулся в замке.
— Вижу, вы нашли время изучить бытовые аспекты магии, сэр, — негромко отметил он.
— У меня было время подумать, — не стал спорить мистер Сегундус, делая шаг к своему гостю.
У Чилдермасса это время тоже было, думал Сегундус. Время подумать, понять, стоит ли жалеть или забывать, время решить, что делать дальше. И он всё равно вернулся со снегом, как обещал, потому что иначе и быть не могло.
Со шляпы, которую Чилдермасс положил на край стола, талая вода стекала на черновики рукописи мистера Сегундуса, и ровным счётом никому не было до этого дела.
Если бы в ту ноябрьскую ночь по крыше Старкросса проскакала Дикая охота, Джон Сегундус бы этому совершенно не удивился. Можно было бы с уверенностью утверждать, что он бы её вовсе не заметил. Мистер Сегундус был занят. Он изучал вырезанный на запястье знак, отметину от пули на груди, старый шрам на щеке с тщанием, которое раньше берёг исключительно для магических изысканий. Он экспериментальным путём познавал вкус чужих губ, их лёгкие прикосновения к шее и плечам. Он с изумлением открывал для себя то, как легко забыть о времени, греясь в жаре чужого тела, слушая музыку чужого дыхания. Всю жизнь Джон Сегундус считал себя слишком несдержанным, чтобы быть настоящим исследователем, слишком мягким, чтобы быть расцененным всерьёз. И то, и другое теперь казалось смешным. Джон Чилдермасс был водоворотом, грозовым шквалом, всей стихией, которой никогда не был ни его учитель и хозяин, ни сам Сегундус. Если он был чтецом, Сегундус был его книгой, и на свете не было волшебника, который бы не относился к книгам со всей возможной серьёзностью и вниманием. Он словно предугадывал все движения, предвосхищал желания, будто заранее всё знал — и для этого ему не нужны были ничьи подсказки и никакие гадания. Прикасаться к нему было, как гладить дикого зверя или хищную птицу, и, запуская пальцы в длинные волосы Чилдермасса, Сегундус изумлялся тому, что ему это позволено. Изумлялся и был благодарен.
— Со мной однажды говорило небо, — шептал Чилдермасс, скользя поцелуями жадно раскрытых губ от основания шеи Сегундуса вниз, по спине, между лопаток.
— Со мной говорили камни, — выдыхал он Сегундусу на ухо, прижимаясь ближе, так, что Сегундус кожей чувствовал биение его сердца.
— Я знал, что рано или поздно их пойму, — говорил он, убирая спадавшие на лицо Сегундуса пряди волос, чтобы поцеловать его в висок. — И, когда пойму, моё толкование потеряет смысл. Потому что всё станет слишком очевидным.
Мистер Сегундус не видел ничего очевидного ни в разговоре с небом, ни в самом Чилдермассе, о чём не преминул сообщить. Ответный тихий смех чародея отозвался приятной дрожью во всём его теле.
— Всё вокруг — это и есть магия, — шепнул Чилдермасс, коснувшись губами кончиков пальцев мистера Сегундуса. — Просто мы раньше никогда этого не замечали. Небо. Камни. Деревья. Волшебные тропы и дворцы под холмами. Болотные феи и ведьмины круги… всё это части одного целого. — Он наклонился и поцеловал мистера Сегундуса в губы, прежде чем тихонько прибавить: — Мы этого просто не понимали. Разве не очевидно?..
Мистер Сегундус провёл пальцами по линии шрама на лице Чилдермасса и задумчиво выразился в том ключе, что, в таком случае, они с Чилдермассом тоже были в какой-то степени магией, и что он, мистер Сегундус, не имел по этому поводу никаких возражений. Он не стал вслух признаваться в том, что, глядя в смеющиеся тёмные глаза Чилдермасса, наконец ощущал себя чем-то целым, а не случайным осколком чужого заклинания.
В конце концов, это тоже было очевидным.
Джон Сегундус снова проснулся от шёпота, который уже не казался ему пугающим. Ему очень не хотелось открывать глаза; ему снова снились туманы и шорох крыльев, в этот раз ближе, чем обычно. Высившийся перед ним тёмный, уходящий в небо силуэт бесконечно древнего дерева, похожего на замок, был испещрен тускло светившимися сквозь белёсую мглу письменами. Отчего-то теперь он знал, что это были имена и названия; слова, описывавшие всё на свете; те самые слова, которые он никак не мог подобрать. В своём сне Сегундус сделал шал вперёд, чувствуя, как бесшумно сминается под ногой бесцветная трава, и коснулся кончиками пальцев исполинского ствола. Дерево было тёплым и живым — и отчего-то таким знакомым, что у Сегундуса защемило сердце. Коснувшись его коры, он почувствовал себя так, словно каким-то необычайным образом перенёсся домой — или, вернее, туда, где его всегда ждали и любили, поскольку бодрствующий мистер Сегундус затруднялся ответить на вопрос о том, какое место называть настоящим домом. Дерево знало о нём всё точно так же, как он в тот момент знал всё о дереве, о тумане, его окружавшем, и даже о том, кто расправлял вокруг него вороньи крылья. Ему просто надо было правильно задать вопрос, чтобы узнать ответ.
Он не особенно раздумывал, когда спрашивал.
Когда он наконец открыл глаза, в комнату уже проникал стылый свет осеннего солнца. Измятая постель пахла растаявшим снегом и какими-то сладкими цветами. Он знал, что сегодняшний сон был о чём-то важном, но, как ни силился, никак не мог вспомнить, о чём именно, и вскоре это перестало его волновать. Почувствовав на затылке тепло чужого дыхания, Джон Сегундус невольно начал улыбаться, потому что понял, от какого именно шёпота проснулся в этот раз.
Чилдермасс, лениво притянув волшебника к себе, шептал во сне его имя.
{FIN}
{masterpost}