— Фил! — бурно обрадовался Старк, пытаясь затормозить движение женщины путём вторжения в её личное пространство. — Какая встреча! У меня всё не было повода с вами увидеться… в вашем новом качестве. Надо срочно исправлять ситуацию!
Коулсон уставилась на Тони полными страдания глазами. Чутьё подсказывало, что сказать: «Отойдите, Старк, у меня истерика» было не лучшим выходом. Опыт добавлял, что привычка держать лицо ничего не выражавшим в данной ситуации выходила боком.
— А вы всё так же красноречивы, — продолжал балаболить Старк, подстраиваясь под её шаг. — Приятно осознавать, что хоть что-то в этом мире стабильно. Разрешите хотя бы проводить вас до места назначения? Поговорим пока, обсудим ваш… новый стиль. Право, стоит посоветовать директору Фьюри хоть раз, да издать предписание, чтобы вы пришли на службу в деловом костюме, знаете, таком строгом, с юбкой-карандашом. А что, агент Хилл же ходит, выучка у вас у всех типовая, вам пойдёт…
Коулсон резко остановилась. Внимательно посмотрела на Старка. И очень вежливым, очень ровным голосом сказала:
— Может, я вам просто ноги сломаю?
Пока гениальный миллиардер, рефлекторно отшатнувшись, осознавал все прелести того факта, что Коулсон изменилась только внешне, агент успела свернуть за угол, ввести код на двери отсека, в котором располагался тир, и захлопнуть её аккурат перед носом Старка.
— Что это вообще было? — очень тихо спросила Коулсон у снимавшей наушники Романовой.
— Что конкретно? — моргнула Чёрная Вдова. — Старк? Он всегда такой, я уже привыкла…
— Если бы Старк, — простонала Коулсон, окидывая печальным взглядом стенд с оружием. — У нас… потяжелее ничего нет, пострелять?..
— Роджерс? — понятливо вскинула брови Наташа.
Коулсон кивнула.
— Вы хоть поговорили? — скривилась Романова.
— Почти, — сухо отозвалась Фил.
На самом деле, Стив Роджерс был открыт для человеческого контакта и, в целом, спокойно относился к тому, что с ним периодически пытались заговорить. В отношении агента Коулсона, который испытывал к Капитану Америке цветущий букет нежнейших чувств хотя бы потому, что безбожно фанател по персонажу комиксов, было чуть… сложнее. Особенно после возвращения Фила в мир живых. Нет, Фил не перестал уважать Роджерса или равняться на его пример. У него даже получалось сдерживать улыбку, неконтролируемо вылезавшую поперёк физиономии при приближении Капитана. Взаимное лёгкое смущение со временем, кажется, вытеснило взаимное же уважение военного к военному.
Всё это было нормально. До недавних пор и вмешательства Локи.
— Мне к нему опасно подходить, — глядя в стену, честно сказала Коулсон.
— Организм реагирует, — понимающе кивнула Наталья.
Фил резко развернулась в её сторону.
— Я же даже ничего… — начала она.
— Это нормально, — пожала плечами Романова. — Даже я эту задницу оценила. Здоровая женская реакция, успокойся. И, знаешь… сейчас мы с тобой немного снимем стресс. Нет, не косись на мишени. Для начала мы пойдём покупать обувь.
До сего дня агент Коулсон не вполне верила в животворящую силу шопинга. Но приходилось признать очевидное: когда агент входила в собственную квартиру спустя несколько часов после разговора на стрельбах, уже с полными руками пакетов с покупками, ей правда было легче.
Преодолеть внутреннюю борьбу между здравым смыслом и покупкой туфель, к слову сказать, оказалось очень сложно.
— Наталья, ты женщина, — слабо говорила Коулсон в магазине, глядя на замшевые туфельки с лаковой вставкой на скруглённом носу, — ты с самого рождения женщина, тебе хорошо, ты уже выработала иммунитет… Но мне совершенно не с чем их надеть, понимаешь? Я в них не умею ходить. Я так подозреваю, что тут даже моего размера нет. Но я их хочу. Наталья, зачем ты меня сюда привела. Наталья, на них же такая скидка…
— Ну почему, — бубнила Романова в метре левее, гипнотизируя классические «лодочки» на тонкой металлической шпильке, — почему на то, что мне нравится, никогда нет скидки… Фил, да успокойся и возьми их, если что — Пеппер подойдут. Ну, или тебе… под во-он то платье…
— Зачем мне платье?!
— А зачем тебе туфли? Носить. И получать моральное удовлетворение.
— От попытки на каждом шагу балансировать на таких каблуках?!
— От того, как теряет дар речи Тони Старк. Его же пополам разорвёт, если ты появишься в таком виде.
— …вы умеете убедить, агент Романова.
Так или иначе, запиравшая за собой дверь квартиры Коулсон чувствовала себя слегка растерянной, немного смущённой и, кажется, бесстыдно злорадствующей при мысли о разорванном напополам Тони Старке. В таком состоянии рассудка агент была способна встретиться лицом к лицу с парой йотунов и успешно провести переговоры по поставке льда для коктейлей в собственный холодильник. Или позвонить агенту Хилл и обсудить задницу Капитана Америки.
Иными словами, когда в её прихожей внезапно грянул гром, она отнеслась к этому, как к совершенно рутинному событию. Коулсон уже пару раз видела в непосредственной близости перемещение в пространстве некоего Тора Одинсона, так что сразу бросать пакеты и хвататься за табельное оружие не спешила. Тор проявился целиком за несколько секунд, которых Коулсон хватило на то, чтобы поставить покупки на пол и пригладить взъерошенные грозовым вихрем волосы.
— Хеймдалль открыл мне всё, сын Коула, — прогремел ас, едва успев материализоваться.
Коулсон в текущей ситуации поспорила бы насчёт «сына», но вежливо промолчала. Тор, видимо, тоже чувствовал, что сказал что-то немного не то, но он не отзывался бы на эпитет «бог», если бы позволил себе неловкую паузу.
— Я спасу тебя, юная дева! — припечатал Тор.
Откровенно говоря, Коулсон бы поспорила и насчёт «юной», и уж тем более насчёт «девы». Другое дело, что очень сложно было критиковать божественную точку зрения, когда тебя сгребали в охапку. И пытались целовать.
Коулсон могла испытывать к Локи массу неприязненных чувств за само проклятие и разнообразные накладки со «здоровыми женскими реакциями», как их окрестила Романова. Но то, с какой сноровкой новое тело агента доставало электрошокер и как метко попадало коленом в незащищённые доспехами места божества, было достойно восхищения. Так что, когда прекрасный принц Асгарда в буквальном смысле рухнул к её ногам, сражённый предательским пинком и дозой электричества, Коулсон только хладнокровно отметила:
— Не расколдовал.
А потом подхватила пакеты с покупками, перешагнула через Тора и пошла в комнату, переодеваться в домашнее. В планах у агента было приготовить ужин, выйти на связь с Асгардом, попросить Одина поговорить с сыном, попросить Ника Фьюри не спрашивать, что произошло, а потом, ради разнообразия, лечь спать. Чтобы подумать обо всех проблемах завтра, как завещала Скарлетт О’Хара.
Это были очень наивные планы.
Той же ночью где-то на другом конце города агент Романова проснулась от телефонного звонка и отозвалась прежде, чем осмыслила происходящее:
— Да, сэр.
— Наташа, — задушено шепнула трубка. — Я не знаю, что мне делать.
— Что такое? — сориентировавшись и узнав в шёпоте Коулсон, похолодела Романова.
В трубке раздался прерывистый вздох. Романова успела за секунду перебрать с полсотни версий происходящего, начиная с часового механизма на атомной бомбе в квартире Фил и заканчивая внезапными критическими днями. Последнее в контексте было бы ощутимо страшнее бомбы.
— Ко мне стучится Старк, — тихо отозвалась трубка.
Версии рухнули карточным домиком. С неподобающим карточному домику метафорическим грохотом.
— С цветами и выпивкой, — продолжала шептать трубка. — Причём выпивка уже частично в нём. И стучит он мне в окно. Он же его высадит за две секунды.
— Стой, Фил, не паникуй…
— Но это не главное. Наташа, что мне делать, почему я нравлюсь только летающим дебилам с прогрессирующим нарциссизмом?!
— Фил, чт…
— И почему он не пришёл трезвый?! Почему он вообще думает, что я его впущу?! Я что, так доступно выгляжу?!!..
— Фил, успокойся, нормально ты…
— Неужели он думает, что, если женщина не красивая, можно просто добавить градус и вот так стучаться?!!
Романова медленно закрыла глаза, расслышав волшебное словосочетание. «Не красивая». Коулсон добралась до неизбежной стадии самобичевания и комплексов по поводу внешности. Старку в этой ситуации можно было только посочувствовать.
— Ты только не… — попыталась начать Романова.
Фил на том конце провода глубоко вздохнула. И сказала таким спокойным тоном, что Чёрной Вдове стало страшно:
— Ничего. Я в порядке. Я ему сейчас разъясню ситуацию.
— Мисс Поттс? Это Фил Коулсон. Мне неловко вас беспокоить в такой час…
— Нет, что вы… Фил. Я не сплю. Что-то случилось?
— Ничего… страшного. Просто я подумала, что вам стоит знать, что мистер Старк в данный момент ломится ко мне в окно.
— О. Извините. У него бывает.
— Я понимаю. И… я подумала, что у вас больше опыт общения с ним, и, может быть, мы вместе сможем как-то скорректировать… план действий.
— М-м… мы хотим это афишировать?
— Я его пока не впустила. Ничья репутация ещё не пострадала. У мистера Старка там просто нечему страдать.
— Можно вызвать пожарных… или позвонить полковнику Роудсу. Как вам такой вариант?
— Пожарных жалко.
— Кстати, Фил, я давно хотела спросить… у вас на базе ещё остались какие-нибудь зловещие отсеки на случай пленения неадекватных злодеев, или как это у вас называется?
— Будем считать, что у вас есть доступ к этой информации… У нас половина базы — зловещие отсеки. В основном спальные. А в столовую вообще заходить страшно… Вы не хотите, чтобы он в таком виде летел домой?
— Скажем так: если вы его на ночь загоните в вашу столовую, я не стану возражать.
— Не могу обещать, что наутро он поумнеет.
— Мне подходит вариант «протрезвеет».
— Идёт, мисс Поттс.
— Зовите просто «Пеппер». Я звоню Роуди, вы звоните… своим. В столовую.
— Считайте, что уже всё готово. Спокойной ночи… Пеппер.
— Сладких снов, Фил.
Коулсон повесила трубку и приятно улыбнулась, оборачиваясь к окну, в котором всё ещё маячил явно пытавшийся что-то сказать Старк. До сего момента ей не было в полной мере знакомо чувство удовлетворения собственным коварством, помноженное на ощущение причастности к некоей жестокой, изощрённой в методах мести секте. Последнее, кажется, называлось «женской солидарностью».
Коулсон склонялась к тому, что это было одной из тех типично женских черт, которыми воистину было грех не насладиться, пока была возможность.
Пару дней спустя Фил открыла дверь в свой кабинет и застыла на пороге.
Справившись с некоторым замешательством, она аккуратно закрыла за собой дверь, подошла к столу, набрала с рабочего телефона внутренний номер Ситвелла и безо всякого приветствия осторожно спросила:
— Агент Ситвелл, я надеюсь, это не вы только что заходили в мой кабинет.
— Нет, сэр, — отозвалась трубка.
— Спасибо, — сдержанно поблагодарила Коулсон — и за «сэра», и за честный ответ, — и повесила трубку.
Задумчиво закусив губу, она мрачно уставилась на содержимое собственного рабочего стола. Там, рядышком с телефоном, в узкой стопке для текилы стояла роза насыщенного чёрно-пурпурного цвета. На свежем срезе стебля ещё не собрались пузырьки воздуха. На бархатистых лепестках ещё не высохли капельки воды. Кофе в стоявшей рядом кружке ещё дымился. Коулсон была готова биться об заклад, что кофе был приготовлен так, как она любила по утрам — очень чёрный, очень сладкий. Массированная атака углеводов и кофеина на организм, всё во имя повышения работоспособности мозга.
Коулсон коснулась цветка. На ощупь лепестки были холодными и удивительно нежными, особенно в контрасте с её огрубевшими от оружия пальцами…
Она бы могла долго так стоять в рассеянной задумчивости, если бы в дверь не постучали.
— Агент Коулсон, — вежливо кивнул ей опиравшийся плечом о косяк и явно уже простоявший там больше минуты агент Блейк.
Коулсон до определённого времени скептически относилась к женской интуиции. Ей потребовалось прочувствовать феномен изнутри, чтобы понять его. В мозгу словно повернули какую-то шестерёнку, дёрнули за верёвочку, и масса не связанных друг с другом фактов внезапно без всякого объяснения или видимой логической связи сложились в один.
— Агент Блейк, — тихо сказала Фил, оборачиваясь к нему и уже откуда-то наверняка зная, что он ждёт её реакции. — Спасибо за кофе.
— Вы ещё не попробовали, — слабо усмехнулся агент.
— Мне достаточно его наличия, — моргнула Фил. — Чем обязана такому любопытному прецеденту?
Агент Блейк пожал плечами.
— Разрешите честный ответ, агент Коулсон?
Фил повторила его жест.
— Вы мне гораздо больше нравитесь в этой версии, — серьёзно сказал Блейк. — Объективно. Вы не сменили поведения или привычек, но вам теперь… легче прощать превосходство. Будем смотреть фактам в лицо: не будь этого случая, я бы вам никогда не признался в уважении.
Брови Фил поползли вверх. Определённо, ради такого стоило попадать под проклятие.
— Разумеется, звать вас замуж я не собираюсь, — лениво продолжал мысль Блейк. — И сильную симпатию в ваш адрес испытывать вряд ли способен. Но, на всякий случай — даже если вы восстановите прежнюю ипостась, вы будете в курсе, что я вас действительно почитаю своего рода образцом для подражания.
— От вас это дорогого стоит, — тихо отозвалась Коулсон. — Не думайте, что я не оценила.
— Давайте как-нибудь вместе выпьем кофе, — спокойно сказал Блейк. — Потом. Ближе к вечеру, если будет время. В какой-нибудь заштатной дыре.
— Я знаю парочку, — пробормотала Фил.
— Выбирайте любую. И там вы мне расскажете, как у вас получается быть такой идеальной, — повёл бровью Блейк. — А я послушаю. Внимательно. Будем пользоваться случаем, пока я не способен испытывать к вам негатив.
Он меня не расколдует, подумала Коулсон. Он в принципе открытым текстом только что сказал, что не слишком-то меня жалует. И тем же открытым текстом признал, что я идеальна, и пригласил на кофе. Это же бред. Если я соглашусь, я потрачу вагон ценного времени на непонятно что, и непонятно, чем это закончится…
— Я пойму, если вы откажетесь.
Коулсон подозревала, что у неё самой бывало такое ничего не выражавшее лицо в моменты, когда она пыталась просчитать реакцию собеседника. У агента Блейка немного не хватало практики. Чуть-чуть, на волосок.
— Идёт, — с удивившей её саму лёгкостью сказала она. — Только обещайте меня вернуть на базу к девяти; мне надо обсудить с доктором Бэннером лабораторные тесты.
— Это было «да»? — моргнул Блейк.
Ещё какое, подумала Коулсон. И он, кажется, этому рад.
Потому что ещё не знает, во что ввязывается.
В половине десятого вечера Коулсон сидела на крыше базы «Щита», завернувшись в чужой пиджак, и задумчиво курила. С учётом того, что Коулсон в принципе не курила практически никогда, это был весомый показатель.
От пиджака на агенте Коулсон слабо пахло одеколоном агента Блейка.
Их кофейное заседание прошло на удивление спокойно. Блейк, к изумлению Фил, любил карамельный латте и действительно умел внимательно слушать. Он одобрил её выбор «дыры», не обиделся на её замечания насчёт излишнего перфекционизма и не отпустил ни одного комментария по поводу её нынешней ипостаси. Она не возражала, когда он оплатил счёт и накинул ей на плечи свой пиджак, чтобы она не мёрзла. Самым странным во всём этом было то, что оба восприняли происходившее, как должное — будто бы у них был проработанный план действий, которого они чётко придерживались.
Они ни на секунду не задумались, когда пожали друг другу руки на прощание.
Пожали руки. Ничего больше. Никакого двойного дна, скрытого подтекста, подразумевавшейся игры смыслов. Она пообещала занести пиджак как-нибудь позже, одним куском и без пятен крови врагов. Он пожал плечами, попросил не торопиться и выразил надежду на то, что Коулсон и в мужской ипостаси тоже умеет не быть занудой. Это было так хорошо, что Фил серьёзно задумалась, не должна ли она была чувствовать чего-то большего. Она нашла сигареты во внутреннем кармане пиджака, и, уничтожив парочку, склонилась к выводу, что так всё и должно было быть.
Кто бы мог подумать, что лучшей эмоцией за прошедшую пару недель будет совершенно нейтральное внутреннее умиротворение.
Разумеется, это чувство было слишком прекрасно, чтобы длиться долго.
— О, — сказал кто-то за границей её обзора. — Не знал, что суровые агенты курят.
— Бартон, — констатировала Фил.
— Он самый, — фыркнул лучник, садясь рядышком. — Ну? И как ощущения?
— От курения? — скептически вскинула брови Коулсон.
— Ну... вообще, — туманно сформулировал Соколиный Глаз, двигаясь ближе. — Всё никак руки с тобой не доходили поговорить…
Руки Бартона вполне доходили до того, чтобы приобнять начальство за плечи. Фил с подозрением сморщила нос. Бартон, вопреки логически обоснованным ожиданиям, был трезв и не обкурен — или просто употреблял что-то, что не пахло. Однако отодвигаться или снимать руку с плеча не собирался. Хуже того, рука лучника ненадолго задержалась на плече, плавно сползая ближе к талии…
— Клинт? — осторожно попробовала почву Коулсон.
— Знаешь, Фил, я давно хотел сказать, — задумчиво проговорил Бартон, глядя куда-то в закат и ненавязчиво подтягивая Коулсон ближе, — ты ведь одна меня понимаешь…
— Пропусти пролог, — строго сказала Коулсон, упираясь в Бартона рукой и отодвигаясь на прежнюю позицию. Разумеется, Клинт и раньше проявлял все замашки человека, склонного устроить балаган на ровном месте, но это было слишком даже для него. Догадка, посетившая Фил, была не то, чтобы очень неприятной, но настораживавшей. — Ты что, ты… тоже слышал про способ снятия проклятия?
Бартон не умел по-настоящему выглядеть виноватым просто потому, что у него от природы была склонность взглядывать на собеседника чуть исподлобья, с нечитаемой тоской в больших глазах. На Коулсона это действовало первые два месяца совместной работы. Потом Фил просто принял для себя, как данность, то, что Бартон всё время выглядел слегка виновато. Так, на всякий случай. Искренность вины тем самым обесценивалась, но Коулсон была готова поставить собственный пропуск на то, что в данный, конкретный момент этот балбес правда чувствовал себя неловко. Это…
Фил невольно криво улыбнулась. Это, за неимением лучшего эпитета, умиляло.
— …«тоже»?! — с запозданием отреагировал Бартон, подтверждая все догадки. — Так, Коулсон, колись, кто был первый! Ты ещё жива, кровь носом не хлещет — значит, не Роджерс…
— Клинт, — строго моргнула Коулсон. — Ты же понимаешь, что, если я тебе расскажу, мне придётся тебя убить.
Лучник фыркнул.
— Знаете, что самое поганое, агент Коулсон? — доверительно сообщил он, прекращая тянуть Фил к себе.
— Добивайте, агент Бартон.
— Когда ты… в прежней своей ипостаси запевал свою песню про то, что меня снова придётся убить за лишние знания, это звучало как нормальный рабочий подкол, — сообщил Клинт, снова вперив взор в закат. — А вот сейчас… звучит, как флирт. Строгий такой, суровый, как в порнухе про школьных училок.
Фил открыла было рот сказать, что не замечала раньше в фильмах подобного толка особой тяги персонажей к разговорам, как таковым. Но, обдумав, как это может прозвучать с поправкой на ипостась, досадливо закусила губу.
— Всё так плохо? — перебрав в разуме с десяток вариантов нейтральных фраз, спросила Коулсон.
— Да не так, чтобы очень, — протянул Клинт, морщась. — Только… губу ты, короче, тоже зря сейчас закусила.
Коулсон медленно, очень медленно закрыла лицо руками.
— Эй, — осторожно потормошил коллегу Бартон. — Коулсон, погоди, не расстраивайся ты так. Ты же знаешь, как я тебя уважаю, ну?
Фил что-то неразборчиво гмыкнула.
— Я думаю, у меня такая реакция… просто с непривычки, — скривился Клинт. — Просто, когда ты конкретный мужик, который может меня уделать на татами, не вспотев, и носит такие суровые костюмы, как будто их Чак Норрис благославлял, тебя как-то… не тянет…
— Не тянет — что? — резко спросила Фил, выпрямляясь и буквально втыкая взгляд в Бартона. От такого взгляда, даже с поправкой на ипостась, хотелось быстро совершить ритуальное самозахоронение в максимально сжатые сроки.
— …защитить, — выдавил Клинт. — То есть, в принципе, сейчас тоже не тянет, спасибо.
— За-щи-тить? — тихо, чётко, по слогам переспросила Фил.
— Вот Наташа так же реагировала первое время, — промямлил лучник, отодвигаясь. — Ты пойми правильно, это же рефлекторное. Подсознательно считаешь женщину слабой, всё такое, мне, что ли, тебе объяснять…
Судя по звуку, Коулсон захлебнулась собственной яростью. Во всяком случае, молчала она в сторону Клинта так выразительно, что тот счёл за лучшее заткнуться. Чёрная Вдова первое время работы в «Щите» действительно была… нервной. Но русская превратила возникавшую в её присутствии всеобщую джентльменскую тягу уступить даме в дополнительное оружие. С точки зрения не так давно вступившей в ряды прекрасного пола Коулсон подобное покровительственное отношение было несколько унизительным, чтобы не сказать хуже. Фил моргнула, устало потёрла переносицу и, усилием воли заставив себя не злиться на неконтролируемые мужские рефлексы, мрачно сказала:
— Попроси потом Романову пояснить, на что я обиделась, ладно?
— Мир? — виновато моргнул Бартон, протягивая руку.
— Дебил, — без особенного энтузиазма отозвалась Фил, пожимая её. И, подумав, уточнила: — Мне только вот интересно: когда ты лез расколдовывать, ты отдавал себе отчёт в том, что в случае успеха я снова стану… как ты там выразился… конкретным мужиком?
— Я ещё не лез, — оскалился Клинт.
— А прочие условия изучил? — покосилась на него Фил.
— Если ты про бескорыстную любовь — да. — Клинт оскалился ещё шире. — Тор нашептал по секрету. Из, э-э… солидарности. Правда, пока ты не носишь галстуки и не застёгиваешь верхнюю пуговку рубашки, чистотой помыслов у меня и не пахнет, уж прости за откровенность.
Фил одарила коллегу кислым взглядом. Обдумала все варианты исхода событий. Несколько снисходительно умилилась тому факту, что, кажется, Клинт даже не рассчитывал на то, что кого-то там расколдует. Обдумала все варианты исхода событий с точки зрения «конкретного мужика».
— Хуже не будет, — деловито резюмировала она, разворачиваясь корпусом к лучнику.
Для того, чтобы «уделать на татами» любого из агентов помладше, Коулсон не требовалось быть мужчиной. Тем более что агент Бартон был, судя по всему, настолько в шоке, что и не думал сопротивляться. С учётом того, насколько удобно было его притянуть ближе за застёжку на форменном костюме, Бартон даже не успел удивиться.
— Не помогло, — отметила Коулсон минуту спустя, выпуская застёжку из рук и легонько отталкивая Клинта кончиками пальцев.
Тот ощутимо пошатнулся. Судя по выражению глаз, разумом лучник пребывал где-то в параллельной вселенной — или просто всё ещё осознавал все смыслы происходящего, торжественно и пофазно, как процесс распада какого-нибудь сложного яда.
— Агент Бартон? — позвала Фил, щёлкнув пальцами у его лица.
— Здесь, — глухо отозвался Клинт.
— Резюмирую по существу, — криво улыбнулась Коулсон, давя в корне рефлекторное для текущей ипостаси желание продлить тактильный контакт. — Ты меня не любишь, расслабься. Инициатива: ноль. Умение сориентироваться в ситуации: ноль. Если ты в шоке, сходи в медпункт… или к Старку: у него, во-первых, лучше выбор напитков, чем в медпункте, и, во-вторых, ему будет полезно узнать о твоём опыте.
— Так это Старк… — начал было Клинт.
— Догадливость: ноль, — беззлобно констатировала Фил, вставая и поправляя на плечах пиджак. — И, Бартон… брейся тщательнее, ладно?
Ночь восхода голубой луны неумолимо приближалась. Коулсон вычёркивала дни в календаре, с каждым новым вяло ощущая, что всё меньше надеется и всё легче терпит. Бартон стал бриться тщательнее, но на контакт, слава Богу, не шёл. Издёрганная психика Фил держалась в основном на кофе. Агент мало спала. Она подолгу лежала в ванне с книжкой. Она пару раз открывала платяной шкаф, задумчиво смотрела на купленное в терапевтических целях платье, и закрывала шкаф снова, так и не решаясь опробовать новый стиль одежды.
Она столько успела натерпеться за прошедшие дни, что ей, пожалуй, было уже практически всё равно, как всё в итоге закончится. Именно в таком состоянии мрачной апатии она и пришла на службу в двадцать второй день лунного цикла.
Как раз в момент, когда Коулсон уже внутренне окончательно перестала спорить с судьбой, судьба ниспослала ей мощный стимул.
— Агент Коулсон! Фил!
Никто никогда не говорил, что знаки судьбы, даже предзнаменовывавшие добрые события, обязательно должны были быть приятными. Энтони Говард Старк был этому прямым доказательством.
— Я уже боялся, что вы удалились в скит и скрываетесь от мирской суеты, — заулыбался Старк, поравнявшись с Фил.
Всё к тому идёт, подумала Коулсон.
— Держу пари, половина штаба за вами носится с высунутым языком, — продолжал мысль Тони. — Но вы настолько суровы, что уже убили парочку поклонников принесёнными ими же букетами… Фил. Фил, ну погодите минутку, я же правда просто поговорить пришёл, сколько можно за вами бегать, в самом деле?
— Действительно, — выразительно покосилась на Старка Коулсон.
— Я только хотел уточнить, — немного замявшись под её остановившимся взглядом, проговорил Тони. — Вы теперь так… перманентно?
Она была морально готова забить Старка его собственной ногой, если бы в тот момент не вмешалось провидение. Насколько ей не врала память, пиджак провидению она так и не сподобилась вернуть.
Агент Блейк бесшумно выплыл из-за поворота, окинул Старка взором, подобающим высшему звену в эволюции, перевёл взгляд на Фил и строгим тоном выдал:
— Вы рискуете нарушить шестую поправку к девятой главе внутреннего распорядка, агент Коулсон.
— Кого? — опешил от такого вмешательства Тони.
— Директор Фьюри чётко дал понять, что впредь не потерпит никаких затрагивающих целостность психики и структуры личности тестов на гражданских, — не моргнув глазом, продолжал гнать порожняк Блейк. Фил внутренне вознесла осанну типовой выучке агентов «Щита»: сочинять на пустом месте казавшиеся правдоподобными дикости любой из них мог почти рефлекторно. — Я был о вас лучшего мнения, агент Коулсон.
— В шестой поправке нет запрета идти на контакт, если объект контакт инициировал, — невинно отозвалась Фил, подхватывая идею. — К тому же, мистер Старк не гражданское лицо, а консультант.
Тони на заднем плане медленно моргал.
— Вам ввели типовой антидот, мистер Старк? — перевёл на него немигающий, хищный взгляд Блейк.
— Нет, — автоматически брякнул Тони. — А что такое…
Блейк весь подобрался, словно готовясь отшатнуться от изобретателя, и развернулся к Коулсон. Моргнул, едва заметно кивая: «Иди, разберусь». Развернулся к Старку. И, едва ли не волоча Железного Человека за шкирку, завёл полную праведного бюрократического гнева и тщательно проклёвывавшейся в интонации паники проповедь:
— Мистер Старк, мы приносим вам извинения за техническую накладку. Агент Коулсон, вероятно, забыла выдать вам на входе респиратор. Поверьте, в этом нейротоксине нет ничего страшного, вам просто нужна инъекция типового антидота номер сорок семь…
— Каком нейротоксине?! — слабо попытался проявить сопротивление Старк.
Блейк был его выше, тяжелее и всю жизнь работал в «Щите». У Тони не было шансов.
— Успокойтесь, мистер Старк, всё под контролем. Инъекция и двое суток карантина всё исправят, иммунитет вырабатывается очень быстро. Галлюцинации пропадают сразу, прочие симптомы тоже сходят на нет в течение сорока восьми часов. Видите, у меня уже даже кровь из глаз не идёт...
— Какая прелесть, — пробормотала Коулсон, глядя в удаляющуюся спину агента Блейка.
Осознала, что и о ком говорит. Передёрнулась всем телом. Буркнула себе под нос что-то вроде: «Пора с этим завязывать». И уверенным шагом двинулась в сторону лабораторий, в которых в этот час мирно работал человек, лучше любого из ныне живущих понимающий тонкости науки управления гневом.
— …и, в конечном итоге, при неблагоприятном исходе ситуации мне действительно будет иметь смысл удалиться в какую-нибудь пустынь и свести на нет человеческий контакт, — глядя в потолок, заканчивала свою исповедь доктору Бэннеру агент Коулсон, умудрившаяся неожиданно для себя удобно развалиться в одном из офисных кресел. — Пример со Старком только лишний раз это доказывает.
Брюс Бэннер внимательно слушал, сдвинув на край стола свой микроскоп и задумчиво вертя в пальцах очки. Ему бы вообще пошло быть психоаналитиком, невзирая на запрятанный внутри него потенциал ярости зелёного монстра. Что-то подсказывало Коулсон, что Бэннер, с его постоянным пребыванием на грани превращения в неуправляемого берсеркера, сможет понять её ощущения. Наверное, именно поэтому он и стал фактически первым представителем мужского пола, которому Коулсон сама честно рассказала всю ситуацию, как есть.
— Старка тоже можно понять, — мягко сказал Брюс.
— Спасибо за комплимент, — слабо усмехнулась Фил.
— Я не искажаю факты, агент Коулсон. Поправьте меня, правильно ли я заметил, что это тело немного… моложе вас? — Бэннер неопределённо взмахнул очками, широким жестом охватывая фигуру Фил.
— Побочный эффект проклятия.
— Сколько желчи в интонации, агент Коулсон. Не ожидал от вас. — Брюс усмехнулся, надевая очки и задумчиво глядя на женщину. — Вам правда настолько неприятно находиться в подобном физическом носителе?
Ей очень хотелось сказать, что она скучает по времени, когда ей не дарили цветов, понимали слово «нет», как отрицательный ответ, и не стучались в окно по ночам. Но Бэннер, видимо, понял общий смысл по её выражению лица.
— Я сейчас скажу, наверное, немного неприятную вещь, — протянул он. — Вы же пришли ко мне, потому что вам… нужно мужское мнение по этому вопросу?
— Непредвзятое и научно обоснованное мужское мнение, — уточнила Фил, садясь ровнее. — Без попыток отвлечься на… внешние раздражители.
— Не обижайтесь, если я скажу, что вы в целом чрезвычайно привлекательная женщина, — осторожно, подбирая слова, начал Бэннер. — Так что… внешний раздражитель достаточно сильный. Меня только немного удивляет, что вы не вынесли вопрос на общее обсуждение. Вас многие уважают и любят, нашлись бы люди…
— Устройство психики, — потерев висок, буркнула Коулсон. — Последние несколько недель мне… трудно действовать напрямую. И потом, доктор Бэннер — даже если бы, как вы выразились, люди нашлись и смогли помочь… Не забывайте, что мне потом как-то надо с ними… работать. Общаться. Смотреть в глаза.
— Бартону же смотрите, — виновато улыбнулся учёный.
— С Бартона не убудет, — поморщилась Фил. — Это очень… запущенный случай. Даже по внутренним меркам службы.
Бэннер некоторое время молча смотрел на женщину.
А потом просто спросил:
— А мне — сможете?
— Смогу — что? — моргнула Фил.
— Смотреть в глаза.
В лаборатории повисла тишина.
— Я как-то об этом не думала, — наконец смогла подобрать слова Коулсон.
— Я просто хочу приучить вас к мысли, что вам стоит проще смотреть на вещи, — пожал плечами Брюс. — Допустите на минутку, что есть люди, способные войти в ваше положение. Или, если брать мой случай, учёные, которым интересен эксперимент, как таковой. Не думаю, что у нас с вами возникнут проблемы в общении, если…
— Вы сбросили со счетов любовь, — мрачно перебила его Фил.
Бэннер пожал плечами.
— Я вас очень уважаю, — помолчав, проговорил он. — Может это считаться за сильное, чистое чувство, как думаете?
— Ну, допустим, — медленно проговорила Фил.
— Обещайте не обижаться, не стрелять и не бить электрошокером, — серьёзно попросил Бэннер, снова снимая и откладывая очки на стол и вставая со своего кресла.
— Попробую, — сипло пообещала Коулсон, инстинктивно глубже вжимаясь в своё.
Если это и был эксперимент, то довольно странный. Возможно, сыграло свою роль то, что Фил относилась к Бэннеру в первую очередь как к доктору медицины, а стесняться врачей было несколько противоестественно. Поцелуй вышел медленным, на удивление целомудренным и, за неимением лучшего эпитета, любопытным. Ничего страшного, ничего постыдного, всего лишь проверка научной гипотезы эмпирическим путём.
— Ну как? — мягко спросил Бэннер, с запозданием убирая руку от лица Коулсон, легонько мазнув кончиками пальцев по её щеке.
— Вроде бы… никак, — осторожно констатировала агент. Она была далека от того, чтобы просить повторить эксперимент, но в целом не была ни шокирована, ни огорчена.
— Я давно этого не делал, — с сомнением протянул Брюс.
— От лица всё ещё женской половины человечества могу вас уверить в том, что о потере квалификации говорить не приходится, — задумчиво протянула Коулсон. — Не помогло… но и не навредило.
— В глаза смотреть сможете? — усмехнулся учёный, подслеповато щурясь на женщину.
Коулсон пожала плечами.
И неуверенно улыбнулась в ответ, встречаясь с доктором взглядом.
[TO BE CONTINUED]
<< предыдущая часть | master post | cледующая часть >>
@темы: yes, sir, barking MAD, books ate my brains, I'll eat yours, суровые молчаливые родезийцы, атака праведной мифологией, включаем режим восстановления балансировки верхней палубы, не со зла, а покуражиться, но это не повод цыган отменять!, fanfiction